Шрифт:
Операция заняла, в общей сложности, меньше часа. Лицо Эстер вытерли, сняли эти ужасные тампоны и вместо них наложили сульфамидную мазь и свежий бинт. Один кусочек пластыря лег на ноздри, а другой — пересек мост ее нового носа. Сверху — лекало Стента, оловянный зажим и еще немного пластыря. В ноздри засунули резиновые трубки, чтобы она смогла дышать.
Через два дня вся эта упаковка была снята. Через пять дней — пластырь. Через семь — швы. Готовый продукт производства выглядел смешно, но Шунмэйкер заверил, что через пару месяцев он немного опустится. Так оно и получилось.
III
Вот,
Вернувшись на следующей неделе для снятия швов, она сидела то сводя, то разводя ноги, хлопая ресницами, нежно выговаривая слова, — в общем, делая все известные ей вульгарные глупости. Шунмэйкер с профессиональной легкостью тут же все понял.
— Приходи завтра, — сказал он ей. У Ирвинг был выходной. На следующий день Эстер пришла, надев нижнее белье с максимальным количеством всяких завязок, бретелек и амулетиков. Возможно даже с капелькой «Шалимара» на марле в центре лица.
Из задней комнаты раздался голос:
— Ну как ты себя чувствуешь?
Она засмеялась — пожалуй, слишком громко:
— Пока болит, но…
— Именно «но»! Существуют способы забыть о боли.
Казалось, она потеряла всякую способность избавиться от глупой, полуизвиняющейся улыбки, которая растягивала ей лицо, внося свою лепту в носовую боль.
— Знаешь, что мы сейчас сделаем? Точнее, что я сейчас сделаю? Конечно.
Она позволила ему раздеть себя. Дойдя до черного пояска, он разразился комментарием:
— О! О Боже!
Внезапный приступ совести: ведь этот поясок подарил Слэб. С любовью, само собой.
— Брось. Брось эти стриптизные штучки. Ты же не девочка.
Она издала еще один самоуничижающий смешок.
— Понимаете, просто другой парень. Подарил мне его. Парень, которого я любила.
"Она в шоке", — слегка удивился он.
— Ну и что? Будем считать, что это — продолжение операции. Ведь тебе же понравилась операция, правда? Через щель между портьерами за сценой наблюдал Тренч.
— Ложись на кровать. Это будет наш операционный стол. Сейчас мы сделаем внутримышечную инъекцию.
— Нет! — воскликнула она.
— Ты выработала несколько способов говорить «нет». "Нет" значит «да». Такое «нет» мне не нравится. Скажи по-другому.
— Нет, — слегка простонала она.
— Еще. Но по-другому.
— Нет. — На этот раз — улыбка, веки полуприкрыты.
— Еще.
— Нет.
— Уже лучше.
Шунмэйкер
Покорить меня сумела:
Как прекрасна колумела!
А какой приятный септум, — я всю жизнь проскучал.
Сколько хондректомий вынес,
Сколько жирных чеков вытряс,
Только столь остеокластных я девчонок не встречал.
[Припев: ]
Кто не резал Эстер,
Тот не доктор, а поц.
Нет милее ее
Пациенток на нос.
И, тиха, как скала,
Под ножами лежит.
"Ринопластия — в кайф",
Ее взгляд говорит.
Пассивна она,
Но огромен апломб.
Не знает шпана
Настоящих секс-бомб.
Вся Ирландия сдохнет,
Увидев Эстер
Ее вздернутый нос,
Ее нос retrousse…
В течение последних восьми тактов она напевно произносила «нет» на первый и третий счет.
Таким был первый пункт этиологии ее поездки на Кубу. Но об этом дальше.
ГЛАВА ПЯТАЯ
в которой Стенсил чуть не отправился на запад вслед за аллигатором
I
Этот аллигатор был пегим — бледно-белым с черными, как водоросли, пятнами. Он двигался быстро, но неуклюже. Наверное, ленив, стар или просто глуп. Профейн даже подумал, что аллигатор, возможно, устал от жизни.
Погоня длилась с наступления ночи. Они пробирались по 48-дюймовой трубе, и спина Профейна уже начала раскалываться. Он надеялся, что аллигатор не свернет в еще более узкое место, куда Профейн вообще не сможет пролезть. Тогда ему пришлось бы опуститься на колени в густую грязь, прицелиться и стрелять почти наугад, — и все это впопыхах, пока кокодрило не успел скрыться из поля зрения. Анхель нес фонарик, но будучи пьяным, тащился сзади на автопилоте. Луч света колыхался из стороны в сторону, и Профейн видел коко лишь временами.
Иногда жертва слегка поворачивала голову — застенчиво и призывно. И немного печально. Наверху, похоже, шел дождь. Проходя под последним люком, они слышали, как по крышке непрерывно стучит мелкая гадость. Впереди была темнота. Этот участок отличался извилистостью — его построили много десятилетий назад. Профейн надеялся, что найдет прямое место. Там легче попасть. Когда стреляешь в окружении причудливых углов и поворотов, то возникает опасность рикошета.
Это будет не первое его убийство. Он работал уже две недели, и в его трофеях числились четыре аллигатора и одна крыса. По утрам и вечерам на Колумбус-авеню напротив кондитерской проводилась поверка. Их босс Цайтсусс втайне мечтал стать главой профсоюза. Он носил костюмы из гладкой блестящей ткани и роговые очки. Как правило, собравшихся добровольцев не хватало даже на то, чтобы охватить район пуэрториканского квартала, не говоря уже обо всем Нью-Йорке. Но все равно ежедневно в шесть утра Цайтсусс, верный своей мечте, вышагивал перед ними. Его работа — всего лишь обычная служба, но не исключено, что в один прекрасный день он сможет стать вторым Вальтером Ройтером.