Шрифт:
— Где Стенсил? — спросил Винсом.
— Он вчера прислал записку с бродягой в армейской шляпе времен кампании 1898 года. Он собирался что-то искать в канализационных трубах, я ничего не понял.
— Не сутулься, — сказала Мафия, когда Винсом, пыхтя и выпуская клубы дыма, шел обратно к телефону. — Держись прямо.
— Ай-ген-вэлью! — стонал Харизма. Эхо в ванной звучало с запаздыванием.
— Где-где? — переспросила Рэйчел.
— Никто из нас, — ответил Винсом, — не вникал в его дела. Если он хочет шарить по канализации, то пусть себе шарит. Я сомневаюсь, что Паола — с ним.
— Паола, — сказала Рэйчел. — Она
— Могла бы спросить, — сказала Рэйчел. Эта девчонка вечно таскает вещи, а когда ее ловят, прикидывается котенком.
— Куда ты собираешься в такое время? — поинтересовалась Рэйчел.
— А, куда-нибудь. — Ничего определенного. Если бы у нее было хоть немного мужества, — подумала Рэйчел, — то она сказала бы мне: "А кто ты, черт подери, такая, чтобы отчитываться перед тобой — куда я иду?" А Рэйчел бы ответила: "Я — та, кому ты должна тысячу с лишним баков, вот кто я такая". Эстер впала бы в истерику: "Ну что ж, раз так, то я ухожу. Займусь проституцией или чем-то еще и вышлю тебе деньги почтой". Рэйчел наблюдала бы, как она сердито уходит и, когда Эстер подошла бы уже к двери, выдала бы заключительную фразу: "Это тебе придется им платить. Ты разоришься. Убирайся и будь проклята!" Дверь бы захлопнулась, высокие каблучки застучали бы на лестничной площадке, зажужжал бы и закрылся лифт, и — ура: нет больше Эстер! А на следующий день она прочла бы в газетах о том, что Эстер Гарвиц, 22 года, почетная выпускница Нью-Йоркского Колледжа, сиганула вниз головой с такого-то моста, или перехода, или высотного здания. И Рэйчел была бы так сильно потрясена, что у нее не хватило бы сил даже заплакать.
— Неужели это я? — произнесла она вслух. Эстер уже ушла. — Итак, продолжала она с венским акцентом, — перед нами случай, который мы называем подавляемой враждебностью. Вы втайне хотите убить соседку по квартире. Или совершить нечто в этом же роде.
Раздался громкий стук в дверь. Она открыла и увидела на пороге Фу и неандертальца в форме третьего помощника боцмана.
— Это — Свин Бодайн, — сказал Фу.
— Да, мир тесен, — сказал Свин Бодайн. — Я ищу жену Папаши Хода.
— Я тоже, — ответила Рэйчел. — А ты что, работаешь у Папаши купидоном? Паола не хочет его больше видеть.
Свин бросил белую фуражку, как обруч серсо, на настольную лампу, и попал.
— Пиво в холодильнике? — спросил Фу с довольным видом. Рэйчел привыкла к тому, что члены Команды могут вломиться к ней в любое время со своими случайными знакомыми.
— ЧУСЕКДО, — сказала она, что на языке Команды означало "Чувствуйте Себя Как Дома".
— Папаша остался на Средиземке, — сообщил Свин, ложась на диван. Он не отличался большим ростом, поэтому его ноги не свисали через край. Толстая мохнатая рука Свина с глухим стуком упала на ковер, и у Рэйчел появилось подозрение, что не будь там ковра, то этот стук больше походил бы на всплеск. — Мы служим на одном корабле.
— Я не знаю, где находится эта ваша Средиземка, но почему тогда ты не там? — спросила Рэйчел. Она прекрасно понимала, что имеется в виду Средиземное море, но Свин ее раздражал.
— Я — в самоволке, — сказал Свин и закрыл глаза. Вернулся Фу с пивом. Боже мой! —
— У Свина необычайно чуткий нюх, — сказал Фу, вставляя открытую кварту «Балантайна» Свину в кулак, и тот сразу стал похож на барсука с проблемами в области слизистой. — Я не припомню, чтобы он хоть раз ошибся.
— Где вы встретились? — спросила Рэйчел, усаживаясь на пол. Свин с закрытыми глазами поглощал пиво. Вытекая из уголков рта, оно сбегало по его щекам, ненадолго собиралось в лужицы у заросших ушных пещер, а потом впитывалось в диван.
— Если бы ты заглянула в «Ложку», то узнала бы, — ответил Фу. Он имел в виду "Ржавую ложку" — бар на западном краю Гринвич-виллидж, где, по легенде, один известный и колоритный поэт двадцатых годов упился до смерти. С тех пор этот бар стал очень популярен среди компаний типа Команды. — Свин имел там огромный успех.
— Конечно "Ржавая ложка" должна быть от него без ума, — язвительно заметила Рэйчел, — учитывая его нюх, способность определять сорт пива и прочие штучки.
Свин вынул изо рта бутылку, которая до тех пор торчала там и каким-то чудом не падала. Он сделал глотательное движение. — А-х-х!
Рэйчел улыбнулась.
— Может, твой друг хочет послушать музыку? — спросила она и, потянувшись, включила на полную громкость приемник, настроив его на волну кантри. Из приемника полились звуки душераздирающей скрипки, гитары, банджо и вокала. Солист пел:
Я вчера устроил ралли — за мной гнался Дорожный патруль.
Но их крутой «Понтиак» я сделать не смог.
Я врезался в столб и упал лицом на руль,
И теперь моя бэби сидит и рыдает в платок.
Я — в раю, дорогая. Слышишь, бэби, не плачь.
Нет никаких причин грустить обо мне.
Сядь на папин старый «Форд» и сделай так, как я.
И мы будем вместе на небесах, дорогая моя.
Правая нога Свина задергалась почти в такт музыке. Вскоре и его живот с качающейся внутри квартой пива начал подыматься и опускаться в том же ритме. Фу озадаченно наблюдал за Рэйчел.
— Ничего я так не люблю, — сказал Свин и сделал паузу, — как хорошую музыку — чтобы дерьмо вышибала. — Рэйчел в этом и не сомневалась.
— Ох! — воскликнула она, не желая, с одной стороны, углубляться в этот предмет, а с другой — оставлять его, в силу своего любопытства. — Я полагаю, вы с Папашей Ходом в увольнениях провели немало веселых минут за вышибанием дерьма.
— Мы вышибли нескольких морпехов! — прорычал Свин, перекрывая музыку, а это — одно и то же. Так куда, говоришь, пошла Полли?
— Ничего я не говорила. Ты, надеюсь, имеешь к ней чисто платонический интерес?
— Чего? — переспросил Свин.
— В смысле, не трахаться, — пояснил Фу.
— Это я позволяю себе только с офицерами, — ответил Свин. — У меня есть представление о чести. Я хочу повидать ее, потому что перед выходом в море меня попросил об этом Папаша, если я окажусь в Нью-Йорке.
— Так вот! Я понятия не имею — где она! — закричала Рэйчел. — Мне самой хотелось бы узнать, — добавила она спокойнее. Потом они слушали песню о солдате, который в Корее сражался под красно-бело-синим флагом, и однажды его любимая, Белинда Суини (для рифмы с "синий"), сбежала с бездомным торговцем винтами. И покинутый солдат вскоре об этом узнал. Внезапно Свин наклонил голову к Рэйчел, открыл глаза и изрек: