Ва-банк
Шрифт:
— Ох, — понимающе произнесла Нонна. — Он не слишком хорошо целуется. — Она утешительно погладила меня по плечу. — Он ещё молод. Целая жизнь впереди, есть время научиться.
Этот разговор заставлял меня сгорать от стыда, особенно учитывая то, что целовалась я не только с Майклом. Но если Нонна хотела думать, что я так редко звонила домой, потому что мучилась от юношеской любви, пусть так и будет.
Такой вариант принять куда легче, чем правду: я стала частью мира мотивов и жертв, убийц и трупов. Меня похищали. Дважды. Иногда я всё
— Ты счастлива в этой своей школе? — Нонна, как могла, старалась звучать непринужденно. Но меня не обмануть. Прежде чем стать частью программы «Естественных», я пять лет прожила с моей бабушкой по отцовской линии. Она хотела, чтобы я была в безопасности и чтобы я была счастлива. Она хотела, чтобы я была рядом.
— Да, — сказала я бабушке. — Я счастлива, — я не лгала. Впервые в жизни, я чувствовала, что нашла своё место в этом мире. С моими друзьями из «Естественных», мне не приходилось притворяться кем-то, кем я не являлась. А даже если бы я захотела, я не смогла бы их одурачить.
В доме полном людей, замечающих то, чего не видели остальные, скрывать что-то было невозможно.
— Ты хорошо выглядишь, — неохотно признала Нонна. — Конечно, после того, как я кормила тебя целую неделю, стало куда лучше, — она снова хмыкнула, а затем ласково отодвинула меня и принялась сама мыть посуду. — Когда будешь возвращаться, возьмешь с собой еды, — заявила она. — Тот парень, что забирал тебя — слишком худой. Может он станет целоваться лучше, если на его костях будет хоть немного мяса.
Я прыснула.
— Что вы там говорили про поцелуи? — из дверного проема донесся голос. Я обернулась, ожидая увидеть одного из братьев моего отца. Вместо этого, я увидела его самого. Я замерла. Мой отец работал за границей, и мы не ждали его возвращения ещё пару дней.
В последний раз я видела его больше года назад.
— Кэсси, — отец натянуто улыбнулся мне тенью настоящей улыбки.
Я вспомнила о Майкле. Он бы знал наверняка, что означает напряжение в лице моего отца. Но, в отличие от него, я была профайлером. Из горстки крохотных деталей — содержимого чемодана, слов приветствия — я выстраивала большую картину: кем был человек, чего он хотел, как бы он повел себя в той или иной ситуации.
Но что значила эта его не-совсем-улыбка? Какие эмоции скрывал мой отец? Чувствовал ли он хоть искру одобрения или гордости, или чего-либо отцовского, глядя на меня?
Этого я сказать не могла.
— Кассандра, — упрекнула меня Нонна, — поздоровайся с отцом.
Прежде чем я успела ответить, Нонна обвила его руками, крепко сжимая. Она поцеловала его, затем пару раз стукнула и снова поцеловала.
— Ты вернулся раньше, — Нонна, наконец, оторвалась от блудного сына. Она строго взглянула на него — наверное, так она смотрела на него, когда он в детстве следил грязными ботинками на ковре. — Почему?
Мой отец мельком взглянул на меня.
— Мне нужно поговорить с Кэсси.
Нонна прищурилась.
— И о чём же тебе нужно поговорить с нашей Кэсси? — она ткнула его в грудь. Несколько раз. — Она счастлива в своей новой школе, со своим тощим парнем.
Я едва расслышала эти слова. Я полностью сконцентрировалась на моём отце. Он выглядел слегка потрепанно, словно не спал целую ночь. И он не смотрел мне в глаза.
— Что случилось? — спросила я.
— Ничего, — произнесла Нонна, властно, словно шериф, выносящий смертный приговор. — Ничего не случилось, — она обернулась к моему отцу. — Скажи ей, что ничего не случилось, — приказала она.
Мой отец пересек комнату и ласково опустил руки мне на плечи.
Обычно ты не бываешь так ласков.
Я думала обо всём, что знала о нём — о наших отношениях, о том, каким человеком он был, о том, что он приехал сюда. Я чувствовала себя так, словно проглотила свинец. Внезапно я поняла наверняка, что он собирался сказать. И понимание парализовало меня. Я не могла дышать. Я не могла моргнуть.
— Кэсси, — мягко сказал мой отец. — Дело в твоей матери.
ГЛАВА 2
Между объявленным умершим и действительно умершим человеком есть большая разница — разница между возвращением в гримерку, залитую кровью моей матери, и словами о том, что спустя пять долгих лет, было найдено тело.
Когда мне было двенадцать, тринадцать, а затем четырнадцать лет, я каждую ночь молилась о том, чтобы кто-нибудь нашел мою мать, доказав, что полиция ошибалась, что каким-то образом, не смотря на все доказательства, не смотря на всю ту кровь, что она потеряла, она нашлась. Живой.
Со временем, я перестала надеяться и начала молиться о том, чтобы правоохранительные органы нашли тело моей матери. Я представляла, как меня попросят опознать её останки. Представляла, как попрощаюсь с ней. Представляла, как похороню её.
Но такого я не представляла.
— Они уверенны, что это она? — спросила я, негромко, но твердо.
Мы с отцом сидели на противоположных сторонах крыльца, в одиночестве — ближайший к уединению вариант, который можно было найти в доме Нонны.
— Место подходит, — ответив, он не взглянул на меня, а лишь продолжил глядеть в ночь. — Как и время. Они пытаются сравнить слепок зубов, но вы двое столько путешествовали… — кажется, он понял, что рассказывал мне о том, что я и так прекрасно знала.
Найти слепок зубов моей матери будет проблематично.
— Они нашли это, — мой отец показал мне токую серебряную цепочку. На ней покачивался небольшой красный камень.
У меня перехватило дыхание.
Оно принадлежало ей.