Вадбольский
Шрифт:
— Баронет Вадбольский, — сказала она храбро. — Я графиня Иоланта Анжуйская.
Мы с Горчаковым синхронно поклонились, он с таким энтузиазмом шаркнул подкованым копытом по булыжникам, что искры выметнулись, как из-под точильного камня.
Я пробормотал:
— Для меня как бы честь… большая такая честь… Вот такая…
Я показал руками, словно держу большой арбуз, потом подумал, вздохнул и свел ладони, будто выменял на хорасанскую дыньку. Дескать, Платон мне друг, но истина дороже.
Горчаков
— Простите меня, неотложные дела!
И поспешно отступил, графиня с милостивой улыбкой изволила его заметить и кивком отпустила. Горчаков испарился, ага, такой хитрый гад исчезнет, всё будет видеть и даже слышать, а она повернулась ко мне.
Я заговорил уже нормальным голосом, хотя и чувствую, что он у меня, как у молодого петуха, подрагивает:
— Я несказанно польщен… ваша светлость.
Она сказала повелительным голосом:
— Проводите меня, баронет.
И красиво повернулась, не замечая устремленных на неё взглядов. С гордо вскинутой головкой, под шляпкой затейливая прическа с множеством заколок и цветных лент, быстро направилась на женскую сторону.
Я в полном обалдении шел с нею рядом. Уже на своей стороне она провела меня в сторону небольшого фонтана с каменными жабами, остановилась и, повернувшись ко мне, поинтересовалась милым голоском:
— Баронет, вы так много и часто расспрашиваете своих друзей и даже преподавателей о Щелях, что это вызывает и наш чисто женский интерес. Вы в самом деле ничего о них не знаете?
Я ответил, всё больше ошалевая:
— Ну, я из далеких мест…
— Из Сибири, знаем, — перебила она. — А у вас разве их нет? Я читала, что именно там их больше всего.
— Я из такого медвежьего угла, — пояснил я, — что никаких Пятен, никакой Порчи, никаких Щелей. Чистенькие мы!
— Интересно, — протянула она. — Значит, вы просто пополняете запас знаний…
Выглядела малость разочарованной, даже больше, чем малость, я поспешил ухватиться за ниточку, пока разговор не прервался:
— А чем это вас заинтересовало?
Она мило наморщила носик, прекрасной формы и чуточку вздернутый, так что на верхней губе от него идет красивая такая ложбинка.
— Ну… девочки начали предполагать, что у вас есть желание побывать в тех местах, куда церковь ходить не советует.
— Церковь много чего не советует, — пробормотал я.
— Я говорю о Щелях, — сказала она, — которые многие называют Пятнами Дьявола или Разломами!
Я охнул:
— Да что вы такое говорите? У меня даже меча хорошего нет!
Она кивнула, в голосе прозвучало удовлетворение:
— Понятно, всё-таки мечтаете. Недостает только снаряжения.
Я подумал, посмотрел на неё очень пристально. Её щеки под моим взглядом чуточку заалели,
— А что… чем это заинтересовало?
Она тоже подумала, явно колебалась, говорить или нет, наконец сказала быстро, словно бросилась в холодную воду:
— Вы в самом деле пошли бы в Щель?
Я придал голосу чуточку пафоса и напыщенности:
— Всеми фибрами!.. Это же так ценно… с точки зрения…
Я умолк, она продолжила чуть насмешливо:
— С точки зрения поэта? Да-да, знаток Овидия и Петрарки, мы и это знаем!
Конечно, знаете, мелькнуло у меня. Всех как облупленных знаете с первого же дня. Здесь же самые перспективные женихи, а вас обучают строить им глазки и раскидывать сети.
— Это же новые миры, — сказал я. — Овидий бы удавился от зависти!.. А какую бы поэму двойным гекзаметром забабахал Алкивиад, а то и сам непревзойденный Гомер!
Она нетерпеливо мотнула головой.
— Гомер был слепым, что бы он увидел?.. У нас есть желающие посетить Щель. Но нужна умелая команда. Мы как раз её подбираем. Туда только слаженной группой… Боец, два мага и лекарь!.. Без лекаря от самой простой ранки можно умереть!
Я хлопал глазами, даже от парней не слышал таких идей, а тут суфражистки хотят их переплюнуть? Впрочем, с кем из ребят общался кроме Толбухина с Равенсвудом и Горчакова?
— Вы всё верно рассчитали, — сказал я и подчеркнул уважение их мудрости как голосом, так и легким поклоном. — Но я… почему меня посвящаете в свои планы?
Она чуть помолчала, внимательно изучая мое лицо, зачем сказала быстро:
— Мы знаем, что вы побили несколько очень сильных бойцов вашего курса. Могли бы и больше, но вы ни с кем не задираетесь, только защита, из-за этого вас ещё не исключили из Академии, хотя такие предложения были.
— У вас прекрасная разведка, — восхитился я, но сердце тревожно заныло, неприятно ходить под угрозой исключения.
Она сказала с напором:
— Есть предложение взять вас с нами!
Я охнул про себя, но внешне оставался каменной глыбой, подумал, уточнил:
— Э-э… на веселую пьянку с танцами на столе?
Она посмотрела с милым укором.
— Вадбольский!.. Я имею в виду те странные места, именуемые Щелями Дьявола.
Я уточнил:
— Это нужно для идей суфражизма?
Она посмотрела с вызовом.
— Да. Вы нас осуждаете?
Я выставил перед собой ладони.
— Ни в коей мере. Я даже читал труд Теодора Готтлиба фон Гиппеля!
Она спросила с настороженностью:
— Пруссак, что ли?
— Конечно.
— А я француженка, — сказала она сердито — Не люблю прусаков, они грубые! Так что он написал?