Вадимка
Шрифт:
Когда началась речь Верчикова, она показалась Вадимке сперва непонятной. Гораздо больше его занимали лица суходольцев. А лица эти были совсем разные: внимательные, равнодушные, хмурые и даже злые. Но постепенно слова Верчикова захватили Вадимку. Ведь он говорил о доброте, а вопрос этот так мучил парнишку. Не зря же дядя Василь сказал, что, не будь добрых людей, он, Вадимка, не дошёл бы до дому. Верчиков рассказывал, что при капитализме всем командуют люди, от которых трудовой народ добра не дождётся. Вадимке не очень было понятно, что такое этот капитализм. Но невольно ему вспоминалось красивое и такое злое лицо хозяйки, у которой он пас скотину — уж от этой зверюги добра
Когда же это будет? Выходит, надо долго ждать, а ждать Вадимке не хотелось.
Он растерянно посмотрел на дядю Василия… Почему дядя Василий с такой жадностью слушает председателя ревкома? Неужели теперь он согласен ждать?..
— Коммунисты перед всем миром взяли на себя историческую ответственность за победу людской доброты на земле! — говорил в это время Верчиков.
Коммунисты! За всю свою жизнь Вадимка видел коммунистов всего несколько раз, но эти встречи крепко сидели в его памяти. Разве мог он забыть, как умирали коммунисты в Хомутовской, приговорённые к смерти одним движением руки полковника Мальцева! Разве мог забыть Вадимка встречу с коммунистом на екатеринодарском вокзале! Как этот бородач верил в победу революции! Сам еле живой, он отдал свой хлеб ему, незнакомому голодному мальчишке! А теперь вот Верчиков. Он же спас Алёшу Кудинова и всю его семью! Он, конечно же, коммунист. «Можно ли верить этим людям? — думал Вадимка, глядя на высокую фигуру Верчикова, стоявшего на бричке. — Ей-богу, можно!»
Теперь Вадимка готов был слушать оратора, но тот уже заканчивал речь.
— …Мы призываем к борьбе — к неимоверно трудной борьбе — за новый общественный строй, который идёт на смену капитализму! Другой дороги в будущее жизнь человечеству не обещает! — закончил он в глубокой тишине.
— …Ну что ж, граждане, — поднялся со своего места Алексей Спиридонович. — Низкий поклон председателю ревкома за доброе слово о добрых делах. На этом затвердим?
— Подожди-ка! — раздалось из толпы. — Не по форме получается. Надо бы резолюцию какую-нибудь зачитать. Дело-то уж дюже важное.
— Это тебе не продразвёрстка и не самообложение! — возразил кто-то.
Председательствующий развёл руками.
— А что тут можно сделать?.. Поверить в советскую власть никакая резолюция никого не заставит… Срок выполнения тут тоже не обозначишь… Я думаю так: нехай каждый прислухается к своей совести и сам себе вынесет резолюцию. Вот так… Ладно?
Все согласились.
Толпа пришла в движение, двор наполнился гомоном. Верчиков и Кудинов слезли с брички, их окружили люди, председателя ревкома засыпали вопросами. Многие суходольцы записывались в отряд самообороны, получали оружие, отнятое у бандитов, Верчиков был доволен. Среди суходольцев стояли бойцы, оставшиеся тут со своим командиром. Туда же стали протискиваться и Алёшин с Вадимкой. Но коноводы уже подвели к воротам коней, и Верчиков, окружённый суходольцами, двинулся со двора.
— Ну, счастливо оставаться, вооружённые силы хутора Суходола, — говорил председатель ревкома, обращаясь к Кудинову и Алёшину. — Держитесь, братцы, — обратился он ко всем. — У нас хоть солома выросла, а в других местах лежит чёрная земля, война не дала посеять, а трава вся выгорела.
— Господи! Шесть лет отвоевали, смерть видали, тифом хворали, вшей кормили… а теперь вон впереди голод! Что же там ишшо на очереди? Куда ж дальше?
— Товарищ Верчиков, уж заодно ответьте нам и на этот самый вопрос. Вы же все до капельки знаете!
Верчиков остановился, повернулся к суходольцам.
— Что на очереди? Могу сказать только одно. Настигнет голод — пройдём через голод. Перегородят дорогу другие испытания — пройдём и через них… Не может того быть, чтобы русский человек не пробился… через любые завалы… Ну, желаю вам мира и тишины!.. И всё-таки держитесь! Нам с вами надеяться не на кого!
И пошёл в ворота.
— По ко-о-ня-ям! — раздалось на улице.
И остановившаяся на Суходоле часть отряда двинулась с хутора. Люди молча смотрели вслед. Сегодня Вадимке казалось, что с ушедшей ночью ушли такие его годы, когда он только приглядывался к жизни. Она, жизнь, была к нему очень неласкова. Он вдоволь навидался людской жестокости. Но не это хотелось помнить сегодня суходольскому парнишке. В своих ушедших годах он видел немало доброго. Ещё больше хотелось, чтобы так было и в будущем… А может быть, так и будет?.. Замечательный человек этот Верчиков. Недаром его так почитает дядя Василий!.. Удивительно!.. Когда гремят выстрелы, когда надвигается голод, этот человек мечтает о доброте для всех людей!..
— Вот она, жизть наша! — вздохнул кто-то в толпе. — Был полковник Мальцев, и нету полковника Мальцева… Видать, время его прошло-о-о.
— А свалил-то его кто? Наш Алексей Кудинов… который всю гражданскую нейтралитет держал.
— Злодей был этот Мальцев… Народу загуби-и-ил! Уж мы-то знаем.
— Ну, не все же офицеры были такими!..
В памяти Вадимки встал сотник Карташов. Ведь это он спас тогда трех пленных красноармейцев, посланных на расстрел полковником Мальцевым. А что теперь с сотником Карташовым?.. Вадимке очень хотелось это знать!
— До Кущевки я ехал на крыше с одним офицером, — посмотрел он на дядю Василя. — Сотник Карташов!..
— А он тоже в плен попал? — заинтересовался тот. — Ну, слава богу!.. Начальник связи нашей бригады… Хороший человек!
— Да он говорил, что с красными не согласен…
— Сейчас не согласен, так потом будет согласен. Быть того не может, чтобы такой человек… да не прибился к правильному берегу…
— Пошли! Попадёт нам с тобою! — толкнул Вадимку дядя Василий.
Народ уже расходился. Между людьми замелькала светлая фигурка бежавшей им навстречу Насти.
— А я за тобой, батюня! — сказала она.
— А за мною тоже? — отважился спросить Вадимка.
Настя вспыхнула и отвернулась. Алёшин улыбнулся:
— Ты чего это отворачиваешься, стрекоза! Не ссорьтесь, ребята, вам дружить крепко надо! Работать вместе будем, без этого не прожить!
Но слова Алёшина были излишними. И Вадимка и Настя сами уже твёрдо знали — дружить им надо всю жизнь!
Дядя Василий обнял одной рукою Настю, другой Вадимку, и они пошли.
…Кругом стоял несмолкаемый гомон. Между суходольцами шли жаркие споры. Было о чём спорить. Из одной эпохи жизнь выносила людей совсем в другую, которой ещё не было на целой планете. Все знали, что дорога к новой жизни будет трудной, нечеловечески трудной! Но никто не сомневался — настанет время, и к ним придёт высшее благо всего живого — людская доброта. О ней мечтает каждый человек на этой земле.