Вакуумные цветы
Шрифт:
Пьеро стоял рядом, скромный, почти невидимый, он слышал каждое слово и тут же его забывал. Такое сохранение тайны могли позволить себе лишь богатые — их слуг программировали так, чтобы они не замечали даже самых тяжких преступлений хозяев. Уайет мог задушить Ребел голыми руками (или Ребел Уайета) на глазах у телохранителей, а те и бровью не повели бы. Если в дело не были замешаны посторонние.
Уайет и Ребел вплыли в ступицу, за ними вилась тонкая струйка синевато-серого дыма. Здесь, в самом центре недавно установленного транспортного кольца, их ждало
— Домой! — приказал Уайет.
Колесо исчезло из виду. Направляющее устройство поглотило их, выплюнуло, и они зависли в приемном кольце своего поместья.
— Послушай, Уайет. Я получила еще одну пленку от Элизабет.
— Старая карга.
— Полегче, ты говоришь обо мне самой, какой я буду через сто лет, — улыбнулась Ребел. — Она говорит, что, если я вернусь на Тирнанног, она обучит меня своему искусству. Редкая возможность, ведь волшебники почти никогда не берут учеников.
Уайет не ответил.
Лифт медленно опускался.
— Я хочу домой, Уайет. Сейчас, пока есть еще деньги и возможность. Только что закончили большое транспортное кольцо, и Тирнаиног будет первым дайсоновским миром, который им воспользуется. Мой мир полетит к звездам, как же можно такое пропустить?
— Вот оно что. — Уайет закрыл глаза. — Собственно, этого я и ждал. Я же не слепой, я вижу, что ты здесь не очень счастлива…
— Дело тут не в счастье, просто… Просто здесь все такое неестественное, понимаешь? Здесь, в Системе. И богатство не спасает. Это же все равно, что обложиться надувными подушками, чтобы поменьше соприкасаться с действительностью. Послушай. Поедем вместе, ладно? — Ребел выпустила сигару (кто-то сразу же ее убрал) и крепко сжала руку Уайета. — Брось это безнадежное дело. Поехали со мной, малыш, и я подарю тебе звезды.
Уайет устало улыбнулся:
— Солнышко, прежде чем хоть один из этих дайсоновских миров достигнет звезды, мы состаримся. Даже до Проксимы Центавра мы доберемся лет через пятьдесят.
Лифт остановился, и они вышли в вестибюль с блестящим, мрамор и коралл, полом. С ониксовых колонн свисали оранжевые орхидеи.
— Ну и что? Мы будем старыми вместе, под чужим солнцем. Только не говори, что в тебе угасла страсть к приключениям.
Они шагали по длинному коридору между рядами гранитных слонов.
— Ты же знаешь, что причина в другом. Комбин начинает проникать в Систему. Они купили десяток городов между Землей и Луной и даже участок на Луне. Скоро они будут повсюду. Столкновение неизбежно. Я должен быть здесь, когда это случится.
— Нет, не должен.
— Должен. Ребел, мы возвращаемся к этому снова и снова. Это не моя причуда, это мой долг. Это мое предназначение.
— Уайет, у людей нет никакого предназначения, предназначение бывает у машин. Люди просто живут. Брось, малыш, ты же мистик, ты не можешь этого не знать.
Но, заглянув в его глаза, Ребел поняла, что Уайет даже не слушает. Он с ней не поедет.
Лицо Ребел окаменело от горя. Уайет остановился и открыл огромные полированные двери. За ними простирался великолепный луг, освещенный безукоризненной имитацией юпитерианского неба. Ребел наклонила голову и бросилась бежать. Уайет догнал ее и схватил за руку.
— Останься, — умоляюще произнес он. — Мы уже жили в бедности. Мы и сейчас проживем.
Ребел угрюмо покачала головой:
— Дело не в этом. Совсем не в этом.
— А в чем?
— Я не стану из-за тебя губить свою жизнь, — тихо проговорила Ребел. — Я хочу сказать, ну, ты меня знаешь, если понадобится, я пожертвую ради тебя чем угодно. Но не так, не из-за того, что тебе просто взбрело в голову сделать все по-своему.
— Я не прошу тебя губить… Да что там, все это бессмысленные разговоры. Если бы я мог, я бы поехал с тобой. Но я не могу. У меня нет выбора.
Ребел остановилась перед вторыми дверьми, и Уайет протянул руку, чтобы открыть их.
— Благодарю, — холодно сказала она.
И когда Уайет обиженно посмотрел на ее разъяренное лицо с раскрытым ртом, Ребел прошла вперед и захлопнула двери у него перед носом.
— Звезды, пожалуйста.
Ребел лежала в покрытой мхом расселине на вершине голого скалистого холма, и ее нежно обвевал ветер. Это была любимая ее комната, единственная не казавшаяся ей страшно уродливой, единственная, которой не коснулся специфический вульгарный налет, присущий жилью нуворишей. Ребел воссоздала здесь уголок Буррена. Небо потемнело, затем расцветилось пылающими звездами, которых не видно с поверхности Земли. Млечный Путь растекался по небу алмазной рекой, ледяные звезды ослепляли яркостью и совершенством. Ребел глубоко вдавила затылок в мох, все ее тело словно кровоточило и стонало от муки.
Уайет перестал стучать в дверь.
В трещинах скал росли мелкие голубые горечавки. Ребел потрогала один цветок пальцем, но рвать не стала. Она не останется с Уайетом. Не останется!
По небу с мелодичным звоном пролетел метеор.
— Пожалуйста, никаких звонков.
Невидящим взглядом Ребел уставилась вверх, пытаясь сосредоточиться. Перед ней два пути, одинаково унылые и бессмысленные. На небе звякнул еще один метеор, потом еще. Через минуту в Плеядах с перезвоном небесных колоколов вспыхнул десяток метеоров.
— Я сказала, больше никаких звонков, спасибо!
Небо подпрыгнуло. Звезды подернулись рябью, сдвинулись с места, затем исчезли, будто смытые огромной волной.
Такого не могло быть. Ребел села и, ничего не понимая, смотрела, как небо сворачивается, превращаясь в ровные белые плоскости — стены и потолок, настолько белые и безликие, что трудно было сказать, где кончается одно и начинается другое. В середине на маленьком красном молитвенном коврике стояла на коленях очень худая женщина в белом. Голова ее была опущена, откинутый назад капюшон открывал бритый череп. Затем женщина подняла голову. Холодные глаза. Суровое лицо, украшенное тонкими, ослепительно белыми линиями.