Валашский дракон

Лыжина Светлана

* * *

Влад по прозвищу Дракул сидел в Вышеграде много лет – так много, что потерял счёт времени. Сначала всё ждал – вот по лестницам раздастся топот, взвизгнет тугой засов, заскрежещет ключ в замочной скважине, отворится дверь, в которую войдет комендант крепости и скажет: «Его Величество даровал тебе помилование». Однако чем дольше длилось ожидание, тем меньше верилось заключенному румынскому государю, что услышать такие слова доведётся.

Государю… Он давно уже без власти и всё же государь, потому что каждый, чью голову однажды помазали миром и увенчали короной, остаётся в своём звании до самой смерти, и никто этого не отнимет.

«Когда началось бесконечное сидение? Сколько тысяч дней минуло с тех пор? – думал Влад. – Не всё ли равно! Можно спросить у коменданта, который каждую неделю приходит проведать, и тот посмеется, но скажет. А толку? Нет, уж лучше не знать наверняка, сколько времени здесь потеряно».

Стремительно уносились вдаль легкокрылые дни, которых Время по очереди выпускало из клетки. Попробуй, догони – не догонишь, особенно когда сам взаперти. Оглянуться не успеешь, а уж высохла весенняя сырость, воздух накалился от летнего жара и остыл, осень минула, зима настаёт, а по зиме нечего надеяться, что венгерский король вспомнит про военачальника, который в прежние времена хорошо умел бить турок.

Турки-османы не любят холода, и потому в обычае у них уходить зимовать обратно в свои земли и пребывать там до весны. Когда турки ушли, военачальник не нужен. «Значит, остается одно, – твердил себе в такие дни заключённый, – ждать, пока снова потеплеет, да надеяться на милость переменчивой судьбы».

Так и жил Влад вдали от мира. Зимой брал с окошка снег и мял в руках, чтоб не забыть, каков тот на ощупь. Весной смотрел, как плывёт лёд по Дунаю. Летом слушал, как шумит рядом лес. Тяжко человеку, который не может ступать ногами по земле. В темнице нет ветра, что веет тебе в лицо или подгоняет в спину. Сквозь каменные стены не греет солнце.

«Как выбраться отсюда? Как? Сам не выберешься», – рассуждал Влад и потому часто вспоминал о своём друге Штефане, молдавском государе, который мог бы ему помочь. Они дружили с юности, с тех давних пор, когда им обоим едва исполнилось двадцать. Штефан в те годы жил легко, опекаемый отцом и матушкой, и ещё не узнал вкуса власти, а Влад, напротив, уже лишился обоих родителей, успел посидеть на троне, потерять власть, сделаться изгнанником и в конце концов нашёл пристанище в молдавской столице.

Приятели даже внешне различались. Влад был тёмный, а Штефан – светло-русый. У первого взгляд был колючий и подозрительный, а у второго – открытый и доверчивый, как у телёнка.

– Недаром у вас в родовом гербе бык, – иногда усмехался Влад, а Штефан, понимая, на что намекает друг, хотел гневаться, но насупленные брови не избавляли от досадного сходства.

– Эй! Только не вздумай опять бодаться, – в притворном страхе говорил Влад, а Штефан, услышав такие слова, конечно, поступал наперекор, всякий раз пытаясь сбить с ног или свалить с лавки. Это не получалось, но всё равно завязывалась дружеская потасовка, пока обидчик не начинал просить прощения:

– Ну, ладно, ладно, я пошутил.

Правда, через некоторое время Влад всё же мог добавить:

– Как же ты станешь жить на свете? Таким взглядом хорошо жалобить девиц, а государь на своих подданных должен смотреть иначе.

На эти слова Штефан не обижался, а лишь внимательно вслушивался – наверное, пытаясь понять, почему в голосе друга ему чудится не то зависть, не то тоска.

Юный Штефан не понимал своего счастья, тяготился родительской опекой, хотел изведать жизненных трудностей, а юный Влад с радостью вернул бы те времена, когда сам жил под опекой старших и был подобен несмышлёному… нет, не телёнку, а скорее птенцу, потому что символом рода румынских государей являлся не бык, а орёл.

Наверное, из-за принадлежности к роду Влад имел привычку сидеть, зябко втянув голову в плечи, будто нахохлившись. Именно в такой позе сидел он, слушая своего друга-счастливца, когда они вместе пили в корчме на окраине города, подальше от дворца, где находился отец Штефана.

– Хорошо тебе, – жаловался наследник молдавского престола. – Ты – птица вольная, а я даже на охоту не могу поехать, когда хочу, и должен спрашивать отцова разрешения. Надоело!

– Не такая уж я вольная птица, – отвечал нахохлившийся Влад. – Мне нет пути туда, куда я больше всего стремлюсь, – в мою землю, потому что я изгнанник.

– Всё равно тебе лучше, чем мне, – горячился Штефан и мог даже стукнуть об стол опорожнённой деревянной кружкой. – У тебя есть деньги, которые ты можешь тратить по своему усмотрению. А мне отцовы казначеи не дают ни гроша. Когда мы с тобой ходим пить, то всегда пьём на твои. Мне уже стыдно тебя не угощать.

– Во дворце твоего отца, куда я вхож благодаря тебе, вино куда лучше, чем в корчме, – отвечал Влад.

– Для тебя, может, и да! – в досаде отвечал Штефан. – А мне здешнее вино кажется во сто раз слаще, потому что здесь никто не отмеряет, сколько мне пить, и не спрашивает: «А не будет ли этот кубок лишним?» Такие вопросы испортят вкус любого напитка!

– Поверь, – с грустной улыбкой отвечал Влад, – самое сладкое вино всегда в родном доме. Именно там, а не в захудалых корчмах. Жаль, что я понял это слишком поздно. Сейчас в моём дворце сидит на троне чужой человек и пьёт вино из погребов моего отца. А я изгнанник, и всё для меня стало с привкусом горечи. Потому и говорю – будь мудрее и цени то, что подарила тебе судьба.

– А что она мне подарила? – спрашивал Штефан. – У меня ничего нет. Мне не устают повторять, что я нахлебник, живу под отцовской крышей, и все мои вещи вплоть до исподнего принадлежат отцу. И даже сам я принадлежу ему, а не самому себе.

– Мне бы твои печали! – отвечал Влад. – Вот у меня больше нет отца, потому что его предали и убили. Теперь я сам себе хозяин. Ты хочешь изведать мою судьбу?

– Я хочу изведать, что такое жизнь, – отвечал друг. – Хочу побывать во всех землях, где ты побывал. Хочу выглядеть опытным человеком, как ты. А пока что я чувствую себя твоим младшим братишкой, хотя мы с тобой почти ровесники.

– Когда-то у меня был старший брат, – говорил ему Влад, – а я хотел угнаться за ним. Затем моего брата убили те же люди, которые предали моего отца. Мой брат умер в восемнадцать лет, а девятнадцать ему уже никогда не исполнится, поэтому, когда восемнадцать исполнилось мне, я сравнялся с ним, но это не принесло мне радости. Видит Бог – я никогда не желал такого вот равенства. И тебе советую – не гонись за мной, не стремись узнать то, что знаю я.