Валентин и Валентина
Шрифт:
Бабка. Чего уж! Нам вообще на кладбище пора, а им место освободить.
Женя. Построим кооператив, и ключи на свадьбу.
Мать. Извини, не выйдет! И вообще запомни: ничего своего у тебя нет. Ты студентка, и все. И пока ты живешь в родном доме, изволь поступать не так, как тебе хочется, а как будет лучше. Для тебя же! Кстати сказать, чем забивать голову неизвестно чем, ты могла бы подумать, как твоя мать бьется всю жизнь, старается для вас. Другое дело, что я не люблю никому ничего показывать.
Бабка. На брюхе – шелк, а в
Мать. Да, потому что женщина должна быть женщиной: пусть скромно, но…
Бабка. От женщины должно пахнуть чистотой.
Мать. Неужели ты не понимаешь сама-то, Аля! Если бы я хоть на минуту поверила, что все это серьезно, я бы все для тебя сделала. Но ты подумай, подумай!
Бабка. В музыкальной школе учили, английскому!..
Женя (глядит на часы). Бросьте, ребята! Ей ведь еще заниматься… «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!»
Женю не слушают. Она уходит. Но не совсем. Стоит в стороне.
Мать. Можете называть меня отсталой, жестокой, несовременной, но я мать, и я хочу добра своему ребенку!.. А эту любовь мы знаем! На сестричку свою посмотри! Тоже вечно: любовь! Все в тумане, сама не понимает, что делает и что с ней делается. Знаем, слава богу! Ты девочка, ты первоцвет. А у нас опыт! Долгий, горький опыт! Туман рассеивается, остается грубая жизнь. Заплаканные глаза, больничный потолок, пустота и отвращение. Вот и вся ваша любовь! И тогда вы бежите к маме, рыдаете – если еще есть слезы – и говорите: «Зачем ты позволила, зачем ты меня не остановила, не связала? И зачем я тебе не поверила?»… Вот чем кончается ваш туман. Я тоже женщина, я тоже кое-что испытала в жизни, и неужели я не понимаю? Все я понимаю! Сейчас ты нас ненавидишь, мы самые злые твои враги, я знаю, все враги! Только он самый лучший, самый умный. Но это туман! Чуть-чуть опомнишься, и дело покажется проще. А если сама не можешь с собой справиться, мы поможем! Приведем тебя в чувство! Пусть я буду плохая – потом сама скажешь мне спасибо. Ты потеряла голову – я ее тебе найду! И надену на место!.. Потому что я тоже тебя люблю, и уверяю, не меньше твоего мальчика!.. Ясно?
Валя (резко). Да. Аудиенция окончена?
Бабка. Ох папаша! Ох кавалерист!
Мать. Стой!.. Если так, то с сегодняшнего дня ты вообще не будешь никуда ходить, ты не будешь с ним встречаться!.. Эти обнимочки кончатся!
Валя. Этого не будет!
Мать. Нет, будет!
Валя. Все?
Мать. Все!
Валя. Спасибо за внимание!
Валентина выбегает, останавливается возле Валентина. Ему и жалко ее, но он и гордится ею.
Она делает жест: дослушай, еще не все.
Мать. Ты поняла?
Бабка. Я давно поняла. Удила закусила!
Мать. Что же делать?
Бабка. Ты уж больно круто. Наша порода! Все такие! И ты такая была!
Мать. Я? Да не выдумывай! Я всю жизнь работаю, я всю войну девчонкой в госпиталях, и ничего. У меня потому что всегда на первом плане был долг, семья. И когда Дмитрий ушел, я еще могла устроить свою жизнь… Нет, но как она про комнату!.. Может, я отстала, ничего не понимаю?.. Но у меня тоже кое-что было в жизни, мы тоже влюблялись, но как-то иначе: стеснялись, не афишировали… А тут какой-то разгром, все наружу, вверх тормашками! Что за стиль такой, что за времена! Одна себе все исковеркала, теперь другая! Лавина какая-то, лавина!..
Бабка. То-то что! А запрещать, я думаю, может, еще хуже…
Мать. А что, разрешать? Постель, может, им постелить? Комнату отдать?.. Через три месяца все пройдет!
Бабка. Ну а вдруг любовь?
Мать. «Любовь»! Да что ж пристали с этой любовью? Неужели, если б что-то серьезное, я стала бы ежовые руковицы надевать? Избаловались! Никаких забот нет! Все им отдай, все разреши! Чем бы дите не тешилось… «Любовь»! Дети еще!..
Бабка. Ну какие дети! Девятнадцатый год. Ты тоже соображай. Времена-то другие! Женька права: рано они развиваются, образованные, самостоятельные. Почитай вон: больше половины населения – молодежь! Что ж за них-то все решать?
Мать. Боже мой, ну и что ж теперь, и слова им не скажи? Мы-то что, старухи, что ли? Или отжили свое, или не понимаем? Молодежь! Между прочим, эти разговоры, что молодежь, мол, права, а другие нет, – ерунда. Молодежь готовое берет, не свое – свое-то откуда? Его еще найти надо. Вот и повторяют чужое, а сами думают, что это они открыли. Как будто мы плохого им хотим!..
Бабка. «Если бы молодость знала, если бы старость могла»…
Мать. Ах, ну ладно, не до философии! Что делать-то? А?
Бабка. Чего тут сделаешь-то? Ждать…
Мать. Ну нет!..
Между тем Женя, сделав знак тому, кто ее ждет, чтобы подождал еще, подходит к Валентине, зовет ее.
Женя. Валя! На два слова! Ну чего ты волчицей-то глядишь? Я, между прочим, пыталась им объяснить, но… Что молчишь?
Валя. Ты же хотела говорить. Я слушаю.
Женя. Зря ты. Плохого тебе никто не хочет.
Валя. Я тоже.
Женя. Ох! Если бы ты могла забежать на десять лет вперед.
Валя. Все крепки задним умом.
Женя. Что?
Валя. Все крепки задним умом. Русское идиоматическое выражение.
Женя. А-а! Я, конечно, не собираюсь тебе читать мораль…
Валя. Надеюсь.
Женя. Просто один пример. Из жизни… Не помнишь случайно, был у меня такой знакомый, Анатолий?
Валя. Знакомый? Ты из-за него из дому уходила, рыдала, мать тебе один раз пощечин налепила за него.
Женя. Пощечин? Когда это?.. Нет, ну мать не могла, ты что?
Валя. «Не могла»!.. Ненавижу вот эту манеру в нашем доме (жеманно): у нас не может быть ничего неприличного.
Женя. Нет, ну… я… мы дико ссорились тогда, да, но пощечины…