Валентин Катаев
Шрифт:
Тусклая личность сердито пожевала своими иссиня бритыми губами и прошамкала:
— Непорядки это… чтоб без доклада… Ну да уж ладно! Войду и так.
— Прошу вас.
Я взял посетителя под руку и ввел в редакционную комнату.
— Ну-с, дорогой товарищ, теперь расскажите, в чем дело?
— А вы секретарь здесь, что ли?
— Нет, не секретарь. Фельетонист я.
— Так это же непорядки… сначала к секретарю надо.
— Не надо к секретарю.
— Не надо? — горько ухмыльнулся посетитель. — Вот оно что? Ага! Так и запишем-с… А я думал: может, ветром сдуло.
— Что?
— Ветром, говорю, может, сдуло табличку: «Обращайтесь к секретарю».
— Нет, у нас этого не водится. Безо всякого секретаря. Можете прямо приступить к делу. Ну-с?
— А как же с анкетой?
— С какой анкетой?
— Ас такой — заполнить, значит, чтоб.
— Нет у нас никаких анкет. Не надо ничего заполнять. Садитесь просто на стул и говорите!
— А рукопожатия отменяются? — с дрожью в голосе спросил тусклый посетитель.
— Отменяются, отменяются! — успокоил я его.
— То-то! — слегка просиял он.
— Ну-с! Я вас слушаю.
— А я думал — через недельки две-три зайти.
— Зачем же это?
— А для порядку. А то что ж это, в самом деле: пришел — ив тот же день дело сделал. Непорядки это, знаете.
— У нас это не принято — тянуть волынку. Говорите валяйте.
— А может быть, вы все-таки заняты? Заседанием каким-нибудь или же комиссией, а?
— Нет, не занят. Я весь к вашим услугам!
— Странно, очень странно.
— Ничего странного тут нет. Вы мне надоели. Говорите же, что вам надо.
— А может быть, лучше прошение написать? С гербовыми, значит, марками… пропустить, значит, через входящие и исходящие… Честь по чести, а?
— Тьфу, дьявол! Надоели вы мне, откровенно говоря. Не надо никаких прошений. К черту входящие! К собакам исходящие! Говорите прямо по-человечески, что нужно.
— Непорядки это…
— То-ва-рищ! Пожалуйста, не тяните! Говорите, в чем дело. А то я занят — к «бюрократическому» номеру «Гудка» фельетон строчу. Видите?
— К «бюрократическому»? — встрепенулся тусклый посетитель. — Так вот я к вам именно по этому дельцу и пришел.
С этими словами он вытащил из кармана какую-то бумажку и, конспиративно оглянувшись по сторонам, сунул мне в руку.
— От Ивана Ивановича… Лично… В собственные руки.
Я с недоумением развернул записку и прочел: «Дорогой Митрофан! Ты меня, наверное, забыл, а мы с тобой в 1917 году вместе в трамвае ехали в Одессе. Окажи дружескую услугу! Податель сего… как его… фамилию забыл… мой старый верный друг детства, а также муж сестры тети Сони (впрочем, ты ее, наверное, не знаешь). Так вот, рекомендую его тебе как высококвалифицированного бюрократа. Надеюсь, что в память нашей старой дружбы ты устроишь его как-нибудь на страницах бюрократического номера «Гудка». Портретик там или что. Со своей стороны при первом удобном случае окажу тебе услугу за услугу. Заранее благодарен. Кланяйся Зубиле! Твой Вася».
— Никакого Васи я не знаю! — мягко сказал я. — И никакой рекомендации не надо!
— Не надо? — ахнул тусклый посетитель. — Как же это так, чтоб без записочки? Без записочки у нас ничего не делается. Без записочки — это непорядки. Хе-с, хе-с… Может, этого, Васиной рекомендации недостаточно, в таком случае я могу от Пети принести.
— От какого Пети?
— Как же-с, как же-с… Разве вы не знаете Пети? Петя — это двоюродный брат Васи по женской линии… Тоже с вами в трамвае как-то однажды ехал — до сих пор вспоминает.
— Не помню Пети! Не надо Пети! Давайте лучше без всяких рекомендаций! Ну-с, в чем дело?
Тусклый посетитель страдальчески вздохнул:
— А может быть… все-таки… через секретаря? Или же проще…
— Тьфу!! Говорите так!
— Хорошо-с! — покорно склонил голову посетитель. — Не хотите — не надо! В чужой, как говорится, монастырь со своим уставом не суйся. У меня к вам, товарищ Горчица, такого рода дельце. У вас тут, я слышал, «бюрократический» номерок готовится… Так нельзя ли мне… как-нибудь того… по знакомству с Васей, Петей и тетей Соней… на первой страничке напечататься? Ась?
— А вы, товарищ, кто такой, собственно, будете?
— Я-с… бюрократ-с! Чистой воды, стопроцентный, старый, выдержанный советский бюрократ-с!
— А! Это интересно! Нам нужен хороший, опрятный, образцово-показательный бюрократ с солидным стажем.
— Лучше меня не найдете-с! Я бюрократ, знаете, еще довоенной выработки. С семнадцатого года в советских учреждениях волынку волыню. Так напечатаете на первой страничке-с?
— А что вы, например, делали такого сверхбюрократического?
— Я-с? А очень даже многое-с… И Вася может подтвердить. Бумажки, например, по два месяца в столе держу иногда. И не какие-нибудь, а важные. Без доклада никого не пускаю к себе-с. На курьера кричу-с… Хе-хе!..
— И это все?
— Н… нет-с… А то вот еще такой случай был. Как-то остался я замещать своего прямого начальника — так, верите ли, два месяца сам себе отношения писал и сам себе на эти отношения отвечал… Ась? Об этом даже на днях товарищ Орджоникидзе в докладе упомянул-с…
— Для первой страницы маловато. На первой странице у нас место занято Макдональдом, Гендерсоном, Томасом и К. Ваша волокита по сравнению с ихней волокитой — детские игрушки. От вашей волокиты пострадало десятка два посетителей да пудов сорок писчей бумаги… А там, дорогой товарищ, весь рабочий класс Англии пострадал! Вот это работка-с!
— Значит, на первую страницу не возьмете?
— Не возьмем.
— А Васина записочка-с?
— Не поможет.
— Может быть, все-таки…
— Нет-нет! И не просите! Макдональда вам по части волокиты, я вижу, не покрыть. Кишка тонка. Вы что? Пережиток, мразь, извините, ничтожный бюрократический щенок. А Макдональд — это действительно волокитчик в мировом масштабе. Первейший из всех бюрократов Второго Интернационала.
— Значит, не напечатаете?
— На первой странице — нет. Сбегайте на четвертую страничку, — может быть, там, петитом…