Валентина
Шрифт:
– Я ее не испытывал, – холодно ответил Де Шавель. – Моей задачей является помешать ей спать с вами, а не спать с ней самому. Я уверен в том, что ей поручили шпионить. Я также уверен в том, что она и сама не знает, что конкретно от нее требуется в отношении вас.
– Правда? – Кустистые брови Мюрата взметнулись вверх. – Невинная овечка? Как интересно! Знаете, вы, разведчики, всегда удивляли меня. Но как вам удалось обо всем этом узнать?
– У нас есть свои люди в польском правительстве, – сказал Де Шавель. – Наш агент в Данциге сообщил нам, что существует план внедрить в ближайшее окружение императора женщину, а ближайшее окружение – это вы, и уж, простите меня, вас выбрали как наиболее слабое звено. Он не знал, кто будет эта женщина, но знал, что вас познакомят во время приема
– Да, правда. Он говорил, как она мной восхищается, – засмеялся Мюрат. – Он сказал, что это самая прекрасная женщина Польши, и я подумал; «Ага, старина Иоахим, они собираются сделать тебе подарок. Они понимают, как тебе скучно и одиноко вдали от своей очаровательной супруги, – упомянув имя Каролины Бонапарт, он преувеличенно содрогнулся, – и они нашли тебе этот польский бутон, чтобы внести весеннее настроение в твою зимнюю жизнь». А тут являетесь вы, проклятый полицейский, и уводите ее прямо из-под моего носа. Но, как я понимаю, не насовсем? – Он лукаво взглянул на Де Шавеля и выжидающе посмотрел на него.
– А почему бы не насовсем? Я даже предупредил ее, чтобы она не приближалась к вам.
– Это для ее безопасности или для моей? Только не говорите мне, что вы стали сентиментальным в отношении к женщинам, Де Шавель, я все равно в это не поверю.
– Вы прекрасно знаете, что я думаю о женщинах, – сказал Де Шавель. – И знаете, что мне они нужны только для одного, но это не связано с моими обязанностями. Я полагаю, что это девушка будет шпионить в том смысле, что станет собирать различные слухи и слушать разговоры, но я не думаю, чтобы она оказалась шлюхой. Возможно, конечно, что я и ошибаюсь. А кто не ошибается, хотя бы раз в жизни? – Он бросил на маршала насмешливый взгляд. – Мое официальное предупреждение, сир, не иметь с ней никаких дел. Она – польская шпионка.
– Но ее достойный супруг пригласил меня сегодня к себе на ужин, – сообщил Мюрат. – И там, разумеется, будут все эти угрюмые поляки, без конца твердящие о своих польских проблемах, они наводят такую тоску. Как я понимаю, это тоже часть заговора, чтобы свести меня с той дамой? Но должен признаться, она действительно обольстительна, а вы так не считаете?
– Нет, – сухо ответил полковник, – она на меня не произвела особого впечатления.
– Может быть, – пожал плечами Мюрат. Будучи известным обольстителем, Мюрат спокойно относился к репутации Де Шавеля. Когда-то над ним смеялись как над единственным в полку верным супругом, затем в этом смехе стали звучать и сочувственные, нотки, когда пошли слухи о неверности его жены Лилиан. Еще задолго до ее связи с Мюратом Де Шавель застал ее с одним из офицеров, и перемена в нем была разительной. Боль и разочарование сделали его жестоким и циничным, он с глубоким презрением стал относиться к женщинам, в то время как женщина, на которой он был женат, продолжала вести себя самым бесстыдным образом до тех пор, пока благополучно не умерла. Де Шавель никогда не говорил о ней, никто никогда не упоминал о ней при нем. Он вел отшельническую жизнь как один из главных руководителей разведки Императорской Армии, и мало кто знал, насколько часто он общается с Наполеоном и какие секреты императора ему известны. У него, разумеется, были женщины, но он относился к ним, как голодный к еде, моментально забывая о ней, утолив голод. Иногда Мюрату казалось, что он вступает в эти связи, чтобы наказать своих любовниц за то, что они уступили ему. Удивляло только их огромное количество.
– Вы не поднимете особрго скандала, если я все же приму приглашение графа? – спросил Мюрат. – Отказаться было бы невежливо.
– Лучше бы не ходить. Но я не могу вам помешать сделать это. По крайней мере вы знаете, чего вам опасаться, – ответил Де Шавель.
– Это проблема, – сказал Мюрат. – Тут всюду кишат русские шпионы, пытаясь разнюхать, каковы наши силы, – одного недавно изловили и повесили, поляки тоже шпионят – у них свои интересы, и от всего этого наши люди пребывают в постоянном напряжении. Скорее бы получить приказ на наступление. А как вы думаете, ведь император не собирается предоставлять Польше независимость?
– Да,
– Они хорошие воины, – заметил Мюрат. – Храбры, как львы, причем все как один. И у них очень красивые женщины. – Он вздохнул и подмигнул Де Шавелю. – Просто сердце кровью обливается при мысли о том, что этот лакомый кусочек так и пропадет, – сказал он. – Глаза, как васильки. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами…
Де Шавель поднялся.
– Мне нужно идти. Вы позволите, сир?
– Да, конечно, идите. Ей года двадцать три, как вы думаете?
– Двадцать два, – ответил Де Шавель, подходя к двери. – Если вы все же решите туда пойти, расскажите мне завтра обо всем, что там будет происходить. Мне необходимо закончить доклад и в конце месяца необходимо отослать его Фуше в Париж.
Он вскочил на коня и направился на Кучинскую площадь. То, что Мюрат не рассказал ему о посланных графине Груновской белых розах, было немаловажным. Хотя его и предупредили, опасность все же оставалась. Де Шавелю не хотелось идти со своим докладом к Наполеону, если Мюрат не проявит благоразумия и позволит завлечь себя в эту интригу.
Мюрат не мог устоять , перед женщинами, и Де Шавель сильно сомневался, что тому удастся устоять перед красавицей, с которой он провел прошлый вечер.
Валентина Груновская, разумеется, была лишь пешкой, и его поразило, что она совершенно не представляет себе, какая роль ей уготована во всей этой интриге. Она, разумеется, ляжет в постель с маршалом, потому что это в женской природе – предавать ради собственного тщеславия или похоти. Он немало знал о женской похотливости, он сам видел, как пожирает огонь желания хрупкое тело его жены, готовой удовлетворить его где и с кем попало. У него не было иллюзий относительно и других женщин. И эта очаровательная дама, с которой он танцевал накануне, была ничем не лучше. Тщеславие или похоть, или и то, и другое вместе. Это единственные чувства, на которые способна женщина.
Де Шавель заставил себя выбросить из головы мысли о польской красавице у него и без этого хватало забот. Войска медленно подтягивались к месту своего сосредоточения на берегу Немана. Сюда продвигались и артиллерия, и обозы, а пятнадцать тысяч лошадей для конницы Мюрата увеличивали количество животных до ста тысяч. По ночам случались кражи провианта и фуража, были также случаи агитации со стороны пророссийски настроенных групп, которыми руководил князь Адам Чарторицкий, друг Александра I.
В Польше действовали два течения: те, кто верил в обещания Наполеона позволить им объединить свои земли и восстановиться в старых границах 1786 года под управлением наследственной монархии Короля Саксонского, и те, кто, как Чарторицкий, считал Александра истинным либералом, который вознаградит Польшу тем же самым, если одержит победу над Наполеоном, за ее верность. Нельзя было доверять Наполеону, да и другая сторона вызывала у несчастных подданных Польши значительные сомнения.
Де Шавель хорошо относился к полякам и уважал их, поскольку сражался с ними бок о бок во многих кампаниях, во всей Европе. Географически их страна находилась в очень невыгодном положении – огромный участок земли, лишенный естественных границ и окруженный, как жирная овца, тремя голодными волками – Россией, Австрией и Пруссией. Было просто чудом, что полякам удалось выжить и сохранить и национальные особенности, и свою культуру, несмотря на постоянные и непрекращающиеся вторжения и аннексии. Теперь они доверились Франции, поскольку считали, что понадобятся Наполеону в качестве буферного государства, противостоящего России и Пруссии. Польша посылала Франции несчетное количество людей и денег для ведения кампаний в Европе и Англии в надежде, что в конце концов получит то, о чем мечтает. Как сказал Де Шавель, он не думал, что эта награда действительно ожидает их, однако было не время сеять сомнения в их душах.