Валентинка с секретом
Шрифт:
— Ма, так ты идешь? — нетерпеливо поторопил он, переступая босыми ногами на холодном кафеле. — А то я заболеть могу!
— Ничего, подождешь, — услышал он голос мамы. — Ты у меня закаленный!
«Это она в точку», — с удовлетворением подумал Никита, выдавливая пасту прямо в рот, чтобы в темноте не промахнуться мимо щетки. После вчерашних приключений — и ни одного чиха! Приятно осознавать, что у тебя такой крепкий организм! С щеткой во рту Никита выпрямился, расправил плечи, напряг бицепсы. Эх, жаль, нельзя
— Держи, — дверь приоткрылась, мамина рука протянула фонарик. — Только береги! Тут тоже последняя лампочка.
— Угу, — гукнул Никита набитым пастой ртом.
Он включил фонарик, посветил в зеркало, приблизил к нему лицо…
Звон разбитого стекла помог ему удержаться на ногах. И все же… все же… Картина, которую он увидел в зеркале, могла довести до обморока. Это чужое лицо… Накрашенное, как у девчонки! Черные, густые, сросшиеся над переносицей брови, как будто нарисованы углем. Ресницы… Длинные, пушистые, загнутые — что ему теперь делать с такими?! А губы — как в рекламном ролике самой модной помады! А волосы!!! Длинные, до плеч, и кудрявые, как у Пугачевой!
— Неужели разбил?! — гневный голос мамы прогремел над ухом раскатом грома. — Я же предупреждала!
— Я… — выдохнул Никита вдруг севшим голосом. — Мне… Мама, посмотри на меня!
— Посмотреть? На тебя? Ввинти лампочки, тогда и посмотрю! — сердито ответила мать.
— Мама… Мне надо… Срочно… — Никита задыхался, ему не хватало воздуха.
— Тебе плохо? — всполошилась мама. — Погоди, я сейчас!
Никита сидел на краю ванной и дрожал, пытаясь успокоиться. «Это глюки, — пытался убедить он себя. — Самые обычные глюки!»
Но самые обычные глюки были плохим утешением! Оставалось надеяться на легкий психический срыв после вчерашнего переутомления.
— Ну что тут у тебя? — мама заглянула в ванную, держа перед собой коптящую керосиновую лампу. Она поднесла ее к лицу Никиты… А потом все повторилось в точности, как минуту назад. Мама ахнула, и лампа с оглушительным грохотом разбилась о кафельный пол.
Ванная снова погрузилась во тьму. Первой пришла в себя мама.
— Жалко лампу. У соседки вчера одолжила, — сообщила она ровным бесцветным голосом. — Антиквариат. Придется новую покупать. Ну? Что молчишь? И как же ты все это объяснишь?
— Не знаю, — пробормотал Никита.
— А я знаю. Ты просто пошел вразнос. Связался с какой-то дрянной компанией, стал не похож на себя. Что, не так?
— С чего ты взяла? — возмутился Никита. Он хотел пригладить волосы, но, ощутив под пальцами кудри, отдернул руку, словно обжегшись.
— Твои постоянные загулы вечерами. Ты совершенно перестал заниматься! А поведение? Думаешь, я не слышала, как ты стал ругаться? И, наконец, результаты — вернее, их отсутствие.
— Ты о чем? — не понял Никита.
— Что-то ты ничего не рассказываешь об интеллектуальном марафоне! Что, хвастаться больше нечем?
— Ах да, прости, я и забыл совсем, — виновато пробормотал Никита. — Ты права. Хвастаться действительно нечем. Я ничего не занял. Вернее, занял, но только третье место в команде. И то благодаря одной девчонке… Насте Абашиной. Она решила задачу-200 и вытянула нас.
— Что ж, могу только порадоваться за маму этой девочки! — в сердцах бросила Любовь Евграфовна. — Ответь мне только на один вопрос. Твой новый образ — это для тебя принципиально или как?
— Ты о чем? — снова не понял Никита. А осознав, чуть не упал. — Ма, это совсем не то, что ты думаешь! — запротестовал он.
— Да? Тогда я вот что тебе скажу. Ты немедленно умоешься, чтобы на лице не осталось и следа косметики. А потом отправишься в парикмахерскую и приведешь голову в порядок. Пусть даже тебе придется пропустить первые уроки. Ясно?
— Хорошо, — уныло пробормотал Никита.
Значит, не глюки! Что ж, тем хуже.
— После школы сразу же домой! — продолжала закручивать гайки мама. — Если хочешь куда-то пойти, только с моего или отцовского разрешения!
— Хорошо, — покорно буркнул Никита. Он наклонился к крану и принялся яростно тереть лицо. Умывшись, тихо вышел из ванной.
— Пойди-ка сюда, я на тебя посмотрю! — услышал он суровый голос.
Вздохнув, Никита отправился на кухню. Увидев сына, мама недовольно поджала губы.
— Ты что, умываться разучился? Или войну мне объявил?
Резко обернувшись, Никита уставился в блестящий бок электрического самовара. Умывание не помогло. Брови, ресницы, красные щеки — нет, это не сон, это кошмарная реальность.
— Ма, я и сам не знаю, что это такое! — чуть не заплакал он. — Чего ты на меня орешь? Неужели я сам это сделал? Да и когда бы я смог? Ты же вчера видела меня, когда зашла сказать «спокойной ночи».
Уловив во взгляде мамы сомнение, он усилил натиск:
— Может, это какая-нибудь болезнь! Вдруг я заразился и скоро умру! Почему ты мне не веришь?
— Хорошо, возьми градусник и измерь температуру, — заколебалась мама, поверив ему. Она потрогала лоб сына, озабоченно нахмурилась, принесла термометр.
Температура оказалась нормальной.
— Ну не знаю, — вздохнула мама, доставая из кошелька деньги. — На, возьми. Это на парикмахерскую. И если с лицом лучше не станет, сходи вечером к врачу. И что с тобой творится! То зуб, то это…
Слава богу, хотя бы мама больше не сердится! Никита на ощупь нашел куртку и быстро оделся, брезгливо заталкивая волосы под шапку. Потом нашарил на полке солнцезащитные очки, нацепил на нос, воображая, каким придурком будет выглядеть в темноте, в февральский мороз и метель.