Валентинов день
Шрифт:
— Сейчас я накрою, сэр. — Харрис щелкнул пальцами спешащему лакею, чтобы тот поставил еще один прибор.
Аласдэр встал за стулом Эммы и придержал его для нее. Руки словно невзначай коснулись ее плеч. И он почувствовал, как она напряглась. Молодой человек помедлил и, прежде чем сесть на свое место, несильно сжал ей сзади шею.
Его взгляд упал на буфет, где стояла бутылка с вином.
— Кларет, Эмма? К ужину.
— Подать бургундское, сэр? — тут же спросил Харрис.
— Остались бутылки девяносто девятого года? Из той партии, что была подарена
— Шесть штук, сэр. Пойду возьму одну в подвале. — Дворецкий двинулся к выходу.
Эмма нахмурилась. Это ее дом, и Харрис должен подчиняться ей. Но память о прошлом прочно засела в его голове: дворецкий явно вспомнил старые времена, когда Аласдэра наравне с Недом считали одним из членов семьи.
Гость поднял глаза и увидел выражение лица Эммы.
— О! — На его губах появилась грустная улыбка. — Я превысил свои полномочия?
— Джентльмены знают о винах гораздо больше, чем дамы, — примирительно заявила Мария. — Эмма нисколько не против того, чтобы вы распоряжались напитками.
— Мария, что за чушь! — запротестовала девушка. — У тебя какие-то древние понятия. Я разбираюсь в винах не хуже Аласдэра.
— Тебе положено, — вставил он. — Потому что всему, что ты знаешь, ты выучилась от Неда и от меня. Хотя, кажется, забыла некоторые основополагающие вещи. — Он с упреком покачал головой.
Прежде чем Эмма успела возмутиться, заговорила Мария:
— Ты, конечно, не совсем обычная дама, но вообще я предпочла бы оставить подобные дела в умелых руках мужчин. Аласдэр, угощайтесь уткой. И вареные грибы вам придутся по вкусу.
Аласдэр положил себе сам, а вскоре с двумя запыленными бутылками бургундского Неда появился Харрис и стал разливать.
— Немного и мне. Спасибо, — проговорила Мария. — Бургундское для меня тяжеловато.
— Бедняга миссис Уидерспун! Харрис, налейте ей бокал кларета. — Эмма уколола Аласдэра взглядом. — У миссис Уидерспун от бургундского болит голова.
— Ах вот что! Это объясняет промах нашей хозяйки! — с облегчением воскликнул Аласдэр. — А то я было начал подозревать, что Эмму покинул вкус. Кларет хорош перед ужином, а не во время еды. — Он милостиво посмотрел на девушку поверх бокала.
Каким он был несносным! Никто не мог вывести Аласдэра из себя. А он чувствовал себя здесь как дома — держался настолько легко, что всякое проявление оскорбленного достоинства могло показаться глупостью. Эмма положила себе пирога с мясом и с внезапным горьким чувством утраты поняла, как в доме не хватало Неда — он бы сумел ответить на насмешку. В ушах зазвучал его немного насмешливый голос в противовес такому ехидному тону Аласдэра. Сочный смех, более глубокий по сравнению со смехом друга.
Эмма подняла голову и встретилась с немигающим взглядом опекуна. Он понял, о чем она подумала. Глаза наполнились состраданием и чувством собственной утраты… их общей утраты. Нед бы порадовался тому, что случилось между ними, поздравил бы себя с тем, что выбрал правильную стратегию. Но понял бы он, что теперь она так же далека от мысли о свадьбе с его другом, как и
Мария, явно не понимая, что над столом внезапно нависла туча, пересказывала какой-то слух. Прошло несколько секунд. Аласдэр что-то заметил — раз, другой, третий, — и они принялись болтать, предоставив Эмме в молчании собираться с мыслями.
Она была совершенно не против провести сегодняшний вечер в обществе. Она сможет думать о своем, поддерживая небрежную светскую болтовню: ведь на таких раутах она сходит за серьезный разговор. Они сойдутся с Аласдэром на паре танцев, но не больше — иначе их осудят за нарушение неписаного закона клуба. А Поль Дени, если и надуется на нее за то, что она не приколола его цветы, никак не сумеет этого выразить.
— О чем задумалась? — тихо спросил Аласдэр, когда после ужина в холле подавал ей накидку.
— Ты считаешь, у меня нет повода? — так же тихо отозвалась Эмма и улыбнулась.
— Если так, он, надеюсь, приятный. — Молодой человек слегка нахмурился. Он не верил, что размышления вызывали у девушки буйный восторг.
Эмма едва заметно пожала плечами и первой вышла на улицу, где их уже ожидала карета. Дождь перестал, и мерцающая луна играла на небе со стремительно несущимися облаками.
Поль Дени приехал в собрание необыкновенно рано. Его учтиво приветствовала патронесса и представила нескольким девицам, которые в ожидании партнеров терпеливо сидели у стен. Но он сам не сводил глаз с дверей, чтобы не пропустить прибытия Эммы Боумонт. В его кармане хранилась склянка, в которой плескалось достаточно настойки опиума, чтобы усыпить человека вдвое выше и тяжелее леди Эммы. И он собирался навеять ей этот сон в самом конце вечера.
Освежающие напитки, мягко говоря, не отличались разнообразием: чай, оршад, лимонад. Но Поль рассудил, что танцы вызовут жажду и тогда в конце вечера вполне естественно предложить даме бокал. Ему не составит труда подмешать туда снадобья — потребуется лишь одно ловкое движение рукой.
Эмма поедет домой в карете. Служанка уложит ее в кровать. И девушка проспит все на свете. Даже похищение… если придется ее похитить. Но Поль надеялся, что этого не потребуется. Очень уж хлопотное дело: если она и переживет допрос, жить ей все равно не позволят. Поль, если того требовало дело, не был против убийства, или ликвидации, как он любил говорить, но предпочитал более мягкие методы.
Он занимал пустым разговором очень юную и косноязычную даму, когда в комнату вошла Эмма. Поль сразу заметил, что она не приколола его розы, и горло ему сдавил холодный гнев. Его расчетливо оскорбили — иного объяснения не существовало. Он выбрал белые цветы, потому что они подходили к любому оттенку платья, и не было никакой причины их не прикалывать. Да Поль и не предполагал, что Эмма начнет искать какую-то причину. Букет — это жест ухаживания. Он ухаживал за ней, и она не выказывала никакого неудовольствия — скорее наоборот.