Валентиновка, далее нигде
Шрифт:
Олег понимающе закивал – он тоже ненавидел необязательных людей, хотя сам являлся таковым. К счастью, Карлович дальше тему необязательности в людях развивать не стал, а вернулся к своим баранам, то есть индейцам, в чём Олег его охотно поддержал.
Они ещё немного поговорили об индейцах, потом о солдатиках вообще, потом просто за жизнь, а потом Олег почувствовал, что очень устал от разговора и хочет домой. Карлович понял его настроение и тоже засобирался.
– Заходите ещё, – на прощание сказал он, – у меня скоро будут довольно редкий набор «Рыцари», советская перепечатка с набора «Кнайтс» фирмы «Идеал».
Олег ощупал рукой лежащего в кармане свежекупленного «Раненого медведя».
– Хорошо, зайду, – ответил он, причём совершенно искренне, – он действительно собирался зайти сюда ещё раз.
Через несколько минул, держа в одной руке магнитофон, а в другой пакет с продуктами, Олег бодрым шагом двигался к месту своей временной дислокации, на ходу обдумывая, каким именно оружием он будет убивать сегодняшний вечер.
– Вся история началась три месяца назад, в октябре, – сообщил
Голос замолчал, и не стало слышно ничего, кроме негромкого шипения, характерного для кассетных магнитофонов.
Олег, чуть не выронивший от неожиданности кружку с только что заваренным кофе, осторожно посмотрел на плеер, вопреки Карлычевой рекомендации висевший у него на ремне.
– Для начала представлюсь, – вновь послышалось из наушников, – меня зовут Лена. Мне двадцать семь лет, я родилась в Литве, детство провела на Камчатке, а замуж вышла в Москве. Развелась там же. Окончила Институт стали и сплавов по специальности «Стандартизация и сертификация» и до всей этой истории работала менеджером по качеству в одной строительной фирмёхе, где меня периодически хватали за задницу и пару раз пытались склонить к минету.
Последовала небольшая пауза, заполненная вдохом, щелчком зажигалки и легко узнаваемым звуком сигаретной затяжки. Услышав его, Олег, подобно собаке Павлова, полез за сигаретами и закурил сам.
– Так вот, – продолжил свой рассказ чуть подсевший после затяжки голос, – всё это закончилось, когда я нашла в кафе, где иногда обедала, рекламную листовку, на которой была изображена я сама, только с другой стрижкой. «Другая я» смотрела на меня с чёрно-белой, явно старой фотографии, но это совершенно точно была я. Сказать, что я удивилась, – значит ничего не сказать – меня реально будто током тряхнуло от увиденного… Ну, я, конечно, взяла эту листовку в руки, рассмотрела поближе, чтобы сомнений не осталось, и только потом увидела, что там ещё текст под фотографией был. Точно я его, конечно, не помню, но смысл там был следующий: «Если вы похожи на эту женщину, позвоните нам, у нас есть для вас работа в рекламе». И телефон, – опять глубокий вдох и затяжка. – Сейчас я понимаю, что звонить по этому телефону было нельзя, не потому что опасно или что-то ещё – просто нельзя. Большими красными буквами: «Н-Е-Л-Ь-З-Я». Но тогда у меня было так погано на душе и так хотелось хоть что-то изменить в этой поганой жизни, что я позвонила. В тот же день, прямо с моей говённой работы… Мне ответила женщина с очень приятным голосом, что меня немного успокоило. Точнее, усыпило бдительность. Женщина эта сказала, что они ищут определённый типаж для определённого проекта. Я спросила, что это за проект и кто такие «они»? Женщина – Татьяна, кажется, – ответила, что «они» это фирма «Табулос», а проект – рекламная кампания одного парфюмерного бренда, название не помню – из головы вылетело. И что основная фишка этой кампании в том, что все модели должны быть похожи на предоставленные заказчиком образцы, в смысле, типажи. И ещё: что всех типажей уже нашли и отфоткали, только одна я осталась, и что очень здорово, что я таки нашлась… Бред, конечно, но я, дура, поверила…
Голос снова замолчал, причём надолго. Заинтригованный по самые кончики ушей Олег решил, что это всё и он уже никогда не узнает, что там случилось с доверчивой девушкой Леной, но наушники снова ожили.
– Дальше мы договорились о встрече на следующий день в их офисе на «Семёновской», – сообщил Ленин голос. – Точно помню, что это была пятница, так что мне пришлось на основной работе брать отгул, со скандалом, кстати. В той конторе всё со скандалом делалось… Короче, приехала я где-то к обеду на «Семёновскую», прошла от метро по какой-то широкой улице минуты три или четыре и зашла в большой офисный центр. Поднялась на какой-то там этаж, спросила охранника, где сидит фирма «Табулос», и скоро попала в фотостудию. Я по молодости не раз и не два в таких бывала, так что точно могу сказать – это была самая натуральная студия, причём, судя по технике, весьма приличная. Встретили меня там нормально: помогли раздеться, напоили кофе, потом предложили сделать пару пробных фоток. Помню, я немного напряглась, что попросят раздеться, но ничего такого, всё прилично было. Причесали, немного подкрасили и сфоткали лицо в анфас, в три четверти и в профиль, а потом то, что получилось, распечатали на каком-то огромном принтере. Короче, когда я увидела то фото из рекламы рядом со своим, меня чуть кондратий не хватил. Ощущение было просто дикое, даже острее, чем тогда в кафе, когда я эту грёбанную листовку нашла… Представляете, лежат на столе две фотографии абсолютно одинаковых людей, один из которых ты сам, а другой – хрен знает кто! Я, кстати, спросила, кто это такая на фотографии, на что мне фотограф, Артур, кажется, ответил, что он точно не знает, но вроде как это какая-то там старая французская актриса. Заказчик – парфюмерный бренд, название которого я благополучно забыла, вроде как наш, но косит под французский, и, чтобы не платить права на использование образов реальных французских актрис, ищут похожих на них женщин… Лихо, да? И я в это говно поверила! Ещё подумала, что это неплохой ход – подобрать для рекламы людей, похожих на звёзд, пусть даже которых уже никто не помнит… дура, блин…
Из колонок раздался сначала звук падения какого-то тяжёлого предмета, а затем тихие непечатные ругательства рассказчицы. Олег улыбнулся её непосредственности и снова потянулся за сигаретами.
– Извините, я тут книгу случайно уронила, – смущённым голосом произнесла невидимая Лена из магнитофона, – пропади она пропадом, эта книга, вернее, её автор… ну ладно, об этом потом… короче, на чём я… а, ну да, на фотографиях. Так, значит, распечатали мои фотографии, сравнили, поняли, что я на неё, на эту актрису французскую, похожа, как Ленин на партию, и все сразу вокруг меня забегали, засуетились, будто я – священная корова какая-то… Потом ко мне подошёл Артур, который до этого куда-то бегал с моими фотографиями, и сказал, что отправил мои фотографии заказчику, и если заказчик согласует, то надо будет провести нормальную фотосессию, а может, и не одну, но это надо будет делать в другом интерьере, при другом освещении и в другой одежде – фэшн-сессия, короче… В общем, он ещё много чего говорил, этот Артур, но смысл был такой, что на сегодня всё закончилось, всем спасибо, все свободны. Я спросила: что мне теперь делать? Он ответил: ничего, ждите, вам перезвонят, если что. Я уже собиралась уходить, но Артур позвал девушку – экономиста Свету – и сказал, что надо заключить договор на ту съёмку, которая была сегодня. Я была, конечно, приятно удивлена, что мне заплатят, и спросила, нельзя ли сделать всё без договора, но на меня посмотрели, как на больную и сказали, что у них так не принято. Договор я, конечно, подписала – хорошо, что паспорт был с собой, – и получила на руки – внимание! – десять тысяч рублей! И это за полтора часа сидения на попе в тёплой студии с кофе и плясками с бубном вокруг меня! Нормально, да? Вот и я решила, что нормально, и пошла домой…
Монолог вновь прервался, и стал слышен появившийся недавно жужжащий звук какого-то электрического прибора. Потом послышались удаляющиеся шаги, резкий хлопок, в котором однозначно угадывался звук закрывающейся форточки, и жужжание прекратилось.
– Пардон, – сообщил Ленин голос, – это я окно закрыла, а то этот придурок Захар опять свою косилку завёл, сил от него уже никаких нет… Так вот, не успела я до дома доехать, как пришла эсэмэска, мол, вы приняты, приезжайте завтра в офис, обсудим детали. Я, конечно, обрадовалась – отпрашиваться уже не надо, суббота же – и на следующий день опять припёрлась к ним на «Семёновскую». Расфуфырилась такая, накрасилась. Поднимаюсь к ним на этаж, а там меня встречают два каких-то левых мужика, и никого из тех, кого я видела день назад, не было. Даже охранника. Я, конечно, напряглась немного, но тут появилась какая-то высокая возрастная тётя и сказала, что всё в порядке, просто всех срочно перевели на другую площадку, и что теперь со мной будет работать она. Звали её, кстати, как меня – Лена. Я ещё тогда подумала: круто, у конторы несколько офисов в городе, богатая, наверное, контора… Дальше мы пошли с этой мадам в кабинет, где я вчера с Артуром беседовала. Посидели, поговорили о том, о сём, выпили какого-то жуткого чая со льдом, а потом она меня как огорошит: фотосессия будет проводиться не в Москве, а за городом в каком-то там коттеджном посёлке, где-то по Ярославской дороге. Я спросила, а сколько туда ехать? Она ответила, что без пробок – примерно час в один конец. Если честно, так далеко ехать в мои планы не входило, но я опять почему-то согласилась, дура долбанная…
Сейчас я понимаю, что слишком уж спокойно восприняла новость о том, что придётся куда-то там ехать – это вообще не в моём характере, я пугливая очень, а тут как ни в чём не бывало села в чью-то машину, покатила чёрт-те куда… Думаю, тётя Лена мне в чай чего-то намешала, потому что я и дорогу-то до этого коттеджного посёлка толком не помню. Где-то до МКАДа какие-то воспоминания сохранились, а дальше… дальше всё как в долбанном тумане… Да, кстати, мне приглючило, что мы в электричке ехали! Серьёзно! Помню сидушки деревянные, шум этот – тудум-тудум – и что билеты у нас проверяли контролёры, помню… Хотя, какая, блин, электричка может быть, когда мы на машине поехали! Бред какой-то… Короче, я пришла в себя уже на месте – в каком-то загородном доме. Сижу на диване, рядом со мной эта Лена сидит и обо мне говорит с каким-то мужиком. Заметила, значит, что я очухалась, начала моим самочувствием интересоваться и всё такое. Я ответила, что всё в порядке, а сама решила, что просто вырубилась в машине и что мне приснился сон, будто я в электричке еду…
И вновь наступила тишина. Олег некоторое время ждал продолжения, неподвижно гипнотизируя чёрный металлический чайник, потом встал с высокого барного табурета, на котором сидел, легонько постучал по плееру, проверил, что тот работает, покрутил туда-сюда регулятором громкости и потом снова вернулся на место. С одной стороны, ему не хотелось верить в то, что он больше ничего не услышит, а, с другой, он уже не очень хотел знать, что будет дальше, поскольку начал сомневаться в наличии у этой истории счастливого конца.
– Но самое интересное случилось дальше, – внезапно раздалось в наушниках.
Олег непроизвольно дёрнулся на своём стуле. Причём не от внезапности, а от того, как изменился голос рассказчицы, – он стал таким, каким обычно сообщают самые страшные известия родственникам.
– Под «самым интересным», – на выдохе сказала Лена, – я имею в виду то, что фотосессия, это, видите ли, был предлог. Никакой фотосессии для журнала не будет, а будет высокооплачиваемая работа персонального секретаря, если я, разумеется, соглашусь. Так мне сказала тётя Лена, а сидящий рядом с ней мужик с умным видом поддакнул. Я тогда была ещё, как по башке мешком стукнутая, так что с первого раза не поняла, что имеется в виду под работой персонального секретаря, так что ей пришлось повторять раза три, а то и пять. Смысл её предложения сводился к следующему: я должна работать секретарём у какого-то там важного человека, и не просто так работать, а ещё и жить с ним под одной крышей в этом самом загородном доме, где мы и находились. К тому времени я уже вполне пришла в себя, так что у меня чуть лифчик от страха не расстегнулся, когда я поняла, чего от меня хотят. Я, разумеется, собралась тут же рвануть с места в закат, но тётя Лена смогла меня удержать. В прямом смысле этого слова – вцепилась холодными ручищами мне в плечо и как зашипит змеёй мне в ухо: «Тихо сиди! Тихо!» Я пару раз дёрнулась, а потом затихла – мне было так страшно, что у меня даже сейчас поджилки трясутся, когда я это вспоминаю…