Вальхен
Шрифт:
Вчерашнюю настоящую советскую газету «Правда» (первую страницу) кто-то ночью наклеил на стену дома. Я шла утром, увидела, но побоялась долго стоять читать – вдруг патруль. Успела только понять, что Севастополь держится. Ленинград всё ещё в блокаде. Призывы «Отстоим родную Москву!». То есть непосредственная угроза Москве всё ещё есть.
А шла обратно – газета уже сорвана, и паренёк убитый рядом с этим местом лежит. Лет тринадцати, не больше. Неужели просто за то, что читал?
15 ноября
Очень холодный день. Ночью даже мороз был: утром видела на траве иней. Как-то стремительно в этом году наступила осень. Вчера был ещё и ледяной ветер. Мы с мамой ходили в слободку, пытались поменять вещи на еду – там всё-таки огороды у людей есть. Замёрзли невероятно. Я пришла – аж зубы у меня стучали, еле отогрелась. Хорошо хоть, Ванюшку оставили с тётей Лидой. Поменяли немного. Люди осторожничают, не знают, что будет дальше, опасаются голода и стараются запрятать то, что есть. Оккупанты отбирают всё, что попадается на глаза. Говорят, всех кур и гусей отловили и поубивали в первый же день. И люди видели, как румынские солдаты, которые железную дорогу охраняют, развели возле путей костёр и жарили гуся. Не кормят их в армии, что ли?
В общем, мы поделили с тётей Лидой всё, что наменяли. Теперь у нас и у неё есть картошка, постное масло и кукуруза. На какое-то время хватит. Хотели ещё муки – хлеб или лепёшки всё же самая сытная еда, но говорят, что ни у кого нет. А может, просто попрятали.
16 ноября
Наши всё отступают, если судить по победным реляциям немецкого радио и названиям взятых ими городов. Может, и врут, но похоже, что эта оккупация не закончится быстро. Неужели идти на них работать? У кого стоят немцы или румыны, у тех выбора нет – их чаще всего просто заставляют. У нас никто не живёт, так что выбор вроде бы есть. Но не работать – как же жить? Судя по тому, сколько удалось выменять вчера, скоро будет совсем нечего есть.
Некоторые люди почти сразу приспособились. Открываются парикмахерские и мастерские, которые содержат местные жители. Уже и обувь чинят, и сумки шьют, и одежду перешивают. Как расплачиваются в парикмахерской, не знаю, а за перешитое пальто, я видела, одна дама расплачивалась немецкой тушёнкой. Вчера наблюдала на улице стайку мальчишек лет 10–11, которые наладились чистить обувь и солдатам, и офицерам, и нашим. Ящики поставили на тротуаре, щётки раздобыли, ваксу даже двух цветов – чёрную и коричневую. Откуда только берут? Им платят едой или какими-то марками, на которые, говорят, что-то можно купить в открывшихся магазинах для местных. Впрочем, там тоже почти ничего нет. Во всяком случае, еда, мыло, спички – только на базаре.
На многих магазинах появились вывески «Только для немцев». Интересно, а работает там кто? Тоже немцы? Снаружи не видно, а заходить боюсь. Мы чувствуем себя униженными, запуганными и бессильными что-то изменить… Мерзко и противно. А с другой стороны, все будто уже привыкли к тому, что город оккупирован. Будто это нормально – что ничего нигде нельзя и нужно быть очень осторожными, чтобы не нарваться на выстрел. Вроде это уже обычная жизнь. А ведь ещё в октябре это невозможно было представить: как это – жить рядом с фашистами.
Фрицы стоят в соседних домах, но не у нас. Вот когда мы порадовались, что у нас туалет на улице и вода в колонке! Их это не устроило! Ура! Зато у Серафимы поселились какие-то офицеры (мама говорит, средние чины из полиции), и оттуда вечерами доносится музыка – и патефон, и губные гармошки – и визг, хохот… девки какие-то незнакомые туда ходят. Двор у нас общий – всё видно, но в их доме условия лучше, его недавно построили для сотрудников санатория РККА.
Странно видеть, что люди, которые на службе арестовывают и расстреливают других людей – таких же, как они сами, – потом приходят в квартиру и начинают просто веселиться или сидят на лавочке во дворе, играют на губной гармошке и рассматривают фотографии жён и детей, даже показывают их местным… Будто то, что они творят, – всего лишь обычная работа, как в конторе или на фабрике, ушёл – и оставил работу за порогом. Вот в первый же день повесили двух человек, застрелили парней, которые шли по улице после комендантского часа, – и ничего… просто работа?
19 ноября
Фашистское радио обещало, что их войска возьмут Севастополь к годовщине Октябрьской революции, потом – к 15 ноября, а теперь и вовсе помалкивает об этом. Надеемся, это значит, что наши войска пока ещё Севастополь не сдали, бьются.
Мы живём в постоянном страхе, беспомощные, нет никаких законов, жизнь наша зависит от прихоти фрицев.
Вчера появился новый приказ: все евреи и крымчаки должны явиться в течение трёх дней с вещами «для эвакуации за пределы Крыма». Приказано им собраться на стадионе РККА, причём можно брать с собой одежду и ценные вещи в неограниченном количестве, а ключи от квартир надлежит сдать в Еврейский комитет. Куда «за пределы Крыма» фашисты собираются эвакуировать евреев и крымчаков, зачем?
У меня возникла нехорошая ассоциация с той выборочной эвакуацией, когда выселили всех наших немцев в начале войны. Это что же получается? Что фашисты и советское правительство действуют очень похоже – делят людей по сортам? Страшная мысль. Наверное, я всё же ошибаюсь и просто про эвакуацию наших немцев чего-то не поняла.
Конец ознакомительного фрагмента.