Валькирия поневоле
Шрифт:
— Конкурентка, постой, нужно поговорить. Да остановись, наконец!
Коридор казался бесконечным. Следуя витиеватым изгибам бетонного русла, Оля бежала мимо многочисленных ответвлений-комнаток, с замиранием сердца гадая — есть ли у хранилища второй выход. Один поворот, второй, третий. Воздух потеплел, а впереди блеснуло. Прикрывая глаза от солнца, Ольга выскочила на открытое пространство, остановилась, озираясь… Высокая стена из стальной проволоки, деревянные ящики вокруг, квадратный, пять на пять, участок, огороженный провисшей металлической сеткой. Напротив рыночная площадь. Краем уха улавливая приближающийся топот, Оля коротко разбежалась, подпрыгнула, вскочив на ближайший к стене ящик, с силой оттолкнулась ногами…
Редкие прохожие, прогуливающиеся неподалеку, с интересом наблюдали за хрупкой девушкой, что, без видимых усилий, преодолела трехметровый забор, после чего с улыбкой отряхнула руки, и, как ни в чем не бывало, легкой походкой направилась в сторону рынка.
Углубившись в рынок, подальше от злополучного овощехранилища, Ольга уже нацелилась на очередного «покупателя», когда сзади негромко кашлянули, переключив внимание. Обернувшись, Оля мазнула взглядом по толпе, но увидела лишь отстраненные лица, озабоченные предстоящими покупками. Пожав плечами, она собралась продолжить прерванное занятие, когда в затухающем образе что-то показалось неверным, заставив вновь обернуться. Пройдясь вторично по лицам, глаза сами собой опустились, а брови, напротив, поползли вверх.
Свесив обрубки ног с деревянной каталки, снизу, ехидно прищурившись, смотрел карлик. Хмыкнув, калека насмешливо изрек:
— Совсем неплохо. Уйти от троих оболтусов, и тут же продолжить работу… это заслуживает уважения, — он улыбнулся, ощерив гнилые пеньки зубов. — Но радость от красочного рассказа не изживет убытков. — Калека понизил голос, сказал нахмурившись: — Ты мне нравишься, и я с удовольствием расскажу Шустрому, как ловко ты провела его людей. Он ценит способных. Хотя, боюсь, лучше не станет. Шустрый не любит конкурентов, даже если это симпатичные девушки с длиннющими ногами… — он сладострастно сглотнул.
Проследив за вожделенным взглядом карлика, Ольга приветливо улыбнулась:
— Привет, Обрубыш. Давно не видались. Все девчонкам под юбки заглядываешь?
Коротышка пожал плечами:
— Конечно. У меня ведь только ног нет, остальное на месте. Показать?
Ольга улыбнулась шире, сказала со смешком:
— Обрубыш, не смущай, мне еще работать.
В очередной раз продемонстрировав остатки зубов, калека произнес:
— Я тебя предупредил, а дальше — как знаешь. Бывай, — махнув на прощание рукой, он подхватил лежащие тут же деревянные бруски, и, упираясь ими в асфальт, покатился, мгновенно скрывшись за частоколом ног.
Ольга проводила калеку задумчивым взглядом. Предостережение не было пустой угрозой. Шустрый, глава банды местных подростков занимавшихся фарцовкой, отличался нетерпимостью к конкурентам, и за последнюю пару месяцев неоднократно это демонстрировал, постоянно создавая мелкие неприятности и ощутимо осложняя торговлю.
Прогнав неприятные мысли, Оля огляделась. Напротив, с тоской глядя на многочисленные прилавки, стоял мужчина. Улыбнувшись краешками губ, Ольга устремилась к очередной жертве.
Народу заметно поубавилось. В преддверии вечера многие продавцы уже прибирали товар, лишь самые стойкие продолжали упрямо сидеть, поджидая запоздавших покупателей. Взятые у Петра карандаши закончились. Пересчитав деньги, Ольга с удовлетворением кивнула, двинулась к выходу, перекидываясь прощальными фразами с оставшимися «на посту» подругами.
Домой идти не хотелось. Поплутав по улочкам, Ольга вышла к парку. Засаженный кленами, парк представлял собой идеальное место для влюбленных парочек, что, несмотря на ранний вечер, уже оккупировали все свободные скамейки. Прогуливаясь по аллеям, Оля вслушивалась в тихий, навевающий грусть шелест листьев. В памяти всплыли знакомые лица: Рыжая, Сова, Седая… где они теперь, что с ними?
Закрутился, разматываясь, клубок воспоминаний: Марк Анатольевич, Олег, отец. Одно за другим перед глазами вставали лица когда-то бывших близкими людей, и вот уже асфальтовая дорожка расплылась, а темнеющая вокруг зелень потеряла очертания от проступивших слез. Закрыв лицо руками, Ольга остановилась. Слезы прорвали запруду, хлынули солеными ручейками, оставляя на щеках черные дорожки туши.
Захотелось забиться в щель, накрыться одеялом, заглушая мысли и обрывая воспоминания. Сцепив зубы, чтобы не завыть, Ольга двинулась по дорожке, не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих.
Послышался шум шагов, раздались пьяные голоса. С трудом вынырнув из оцепенения, Ольга обернулась. Сзади, постепенно нагоняя, надвигалась компания нетрезвых парней. Заметив Ольгу, они засвистели, замахали приглашающе руками. Досадливо дернув головой, Оля пошла быстрее, но парни догнали, обступили, глумливо скалясь. Один, что понаглее, смазливый юноша восточной внешности, сказал с сальной улыбкой:
— Красивая девушка, пойдем с нами.
Ольга мотнула головой, не желая начинать разговор.
— Девушка просто стесняется! — воскликнул второй.
— С нами ты забудешь обо всем, — проблеял третий.
Собравшись с силами, Ольга произнесла, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Ребята, идите своей дорогой, я не в настроении беседовать.
Парни, как один, заржали. Покачав головой, восточный юноша произнес:
— Ты не знаешь, от чего отказываешься. У нас есть нечто такое… — он масляно причмокнул губами, — чего ты никогда не видела.
В памяти услужливо возникли лица, множество мужских лиц, смотревших на нее с подобным выражением и говоривших подобные слова. Тоска отступила. Внутри зародилась глухая темная волна. Добавив в голос твердости, Ольга отчеканила:
— Ребята, повторяю еще раз, я не в настроении.
Но сопротивление лишь распалило парней. В одурманенных алкоголем рассудках возникло желание, что с каждой минутой только усиливалось. Один из парней попытался схватить Ольгу за руку, но промахнулся, едва не завалившись на землю. Восточный юноша брезгливо покосился на приятеля, произнес, нехорошо прищурившись:
— Лучше иди по-хорошему, а то…
— А то что? — с вызовом спросила Ольга, подступив вплотную к парню.
От неожиданности тот отшатнулся, но тут же опомнился, воскликнул яростно: