Валькирия в черном
Шрифт:
И что самое интересное, муж Кравченко – Драгоценный теперь, когда работодатель его стал стар и беспомощен, отбросил всякую критику в его адрес и почитает его за родного отца. Возится с ним, заботится о нем…
Вот и жену, ее, Катю, фактически оставил… уехал, променял на Чугунова.
Она прежде думала – рассчитывает на наследство Драгоценный. Чугунов бездетен, одинок, а капитал у него фантастический. Но нет, не в деньгах дело.
Деньги – немалые суммы каждый месяц Драгоценный кладет на ее кредитную карту. И она деньги берет и тратит.
Ну
Мало ли что случается… В одном и том же городе с интервалом более полувека такие происшествия – одно жуткое, а второе очень странное…
Да, насчет того, откуда она обо всем этом знает – про канадского шамана, про выздоровление Чугунова, про Монте-Карло, чтоб его черти взяли…
Так Драгоценный звонит… не ей, другу детства Сережке Мещерскому. А тот как по испорченному телефону – Кате.
Больше всего Мещерский страшится их с Драгоценным развода. Хотя чего ему-то беспокоиться? Выходит, есть причина. Ох, парни…
На фиг вас всех. И мужа, и друга детства, и… ну того, другого, о ком порой думаешь, хотя и запретила это себе.
Там все ложь, так похожая на правду, или правда, похожая на ложь. И совсем, совсем, совсем ничего личного… Хотя как сказать.
Как-то тут среди ночи ее разбудил звонок по мобильному. Номер высветился иностранный. Она решила, что это Драгоценный, а потом, услышав ту тишину… ту особенную тишину, поняла, что нет.
А может, то все приснилось.
Оттуда никаких звонков в принципе проистекать не может.
Это как путешествие в Аид.
Итак… аидом этим самым, преисподней, тленом мертвечины попахивает и в Электрогорске. И за полвека дух этот все еще не выветрился. Один случай жуткий, второй – странный.
Ничего хорошего нет в том, когда в считаные дни происходят вот такие совпадения. Одно и то же место происшествия.
Я в Электрогорск все равно не поеду. И этим… то есть тем делом заниматься не стану. И лучше не просите меня. Даже имя этой Зыковой должно сгинуть…
Но в Электрогорске про Любовь Зыкову не забыли?
Кто это сказал? Старуха-архивариус?
Но ведь меня, собственно, никто и не просит лезть в это дело.
Только вот Гущин с его оперативным опытом, когда пришли данные по делу о мертвеце во внедорожнике, там, в Электрогорске, на перекрестке сразу что-то почуял.
Что-то неладное…
И пусть она, Катя, десять раз повторила себе, что это просто несчастный случай, она… ошибается.
Больше всего сейчас на свете Кате хотелось, чтобы ее телефон мобильный позвонил. И одиночество… этот морок за столиком под полосатым тентом летнего кафе с отличным видом на реку рассеялся от голоса кого угодно – Анфисы, душки Мещерского, мрачного Драгоценного, так и не простившего ее, или того… другого голоса, все еще хранимого в памяти, произносившего русские слова без всякого иностранного акцента…
Но телефон молчал. И одиночества под полосатым тентом летнего кафе, одиночества этих последних дней лета, столь насыщенного событиями и преступлениями, можно было избежать лишь одним способом.
С головой окунуться в работу.
В новое дело.
В новую загадку.
Просто я завтра загляну в розыск к Гущину и спрошу, что нового… Это ведь совершенно меня ни к чему не обязывает.
Утром следующего дня сразу после оперативки Катя – ужасно деловитая и энергичная – переступила порог приемной шефа криминальной полиции.
Удивительно, но у нее возникло ощущение, что полковник Гущин… ждал ее и даже был рад.
– Дело пока еще у нас военная прокуратура не забрала, – объявил он, словно отлично знал, по какому поводу явилась по его душу Катя. – У них исследовательских мощностей таких нет, лаборатория фиговая по сравнению с нашей. Еще экспертизы назначены, дополнительные.
– Значит, какие-то данные уже есть и ни вас, ни военного следователя они не удовлетворяют? – спросила Катя. – А что-то узнали конкретное об этом майоре Лопахине?
– Наш он, подмосковный, уроженец Электрогорска, окончил военно-техническое училище и служил где-то в дальних гарнизонах. Потом был принят в Академию космических войск, факультет управления и программирования. Получил в Москве квартиру в Люблино. С женой развелся. Мы ее вызвали на сегодня. Послушаем, что скажет. Фактически она – самый близкий ему человек, родители его умерли. Удивительное дело, я сам проверял, женаты они с момента окончания им военного училища. Жена с ним по всем гарнизонам дальним десять лет моталась. Потом вот удача – его в Москву в Академию направили, затем он сразу должность получил в Генштабе, квартиру московскую, и что? Развод. Я понимаю, если бы он на другой женился – так нет, бобыль, холостяк вот уже два года после развода.
– Любовницу ищите, – посоветовала горячо Катя. – Он шпион, перевертыш, чует мое сердце… они все такие. А жена потому и развелась, что подозревала его. А почему он на дороге в Электрогорске оказался, вы узнали?
– Дом у него там от родителей остался, что-то вроде дачки. Судя по всему, он туда приехал на свои выходные. У них в отделе, где он работал, как мне военные объяснили, – скользящий график выходных после дежурств. Возвращался утром на работу в Москву. Тут как раз все чисто, никакой загадки нет.
– А где нечисто, Федор Матвеевич?
Гущин погладил глянцевую лысину.
– В аптечке у него инсулин, баночки по 20 кубиков, одна целая и одна початая на десять кубиков. Возил запас инсулина с собой наш Андрей Лопахин, майор вооруженных сил. Шприц там же – использованный, грязный, если когда и кололся им, то давно, не в этот раз, видно, просто выбросить забыл одноразовый. И лекарство, и шприц чистые.
– Вы же только что сказали шприц – грязный.
– Это в смысле гигиены, одноразовый, использованный давно, повторяю, не в то утро. А след укола у него на руке свежий был.