Валькирия в черном
Шрифт:
– То есть?
Киселев крепко закусил сигарету. А Катя подумала: браво, Гущин, старый ты пьяница, даже с похмелья жестокого не теряешь чутья. Самый правильный вопрос задал охраннику. Не то, что он видел или заметил на банкете, где все снова проворонил. А вот этот вопрос – главный.
– Да, да, это самое – чего взашей не прогнали еще тогда, три года назад, когда Архипова убили?
– Меня ж ранили тогда.
– Это я знаю. И то, что вдова Архипова дорогущее лечение оплатила и курс реабилитации в немецкой клинике. Легкое ведь тебе тогда прострелили? Но все равно – полечили тебя за хозяйский
– Слушайте, меня можете оскорблять как угодно. Но ее не трогайте.
Киселев произнес это так, что Кате невольно захотелось отодвинуться от него на лавочке подальше.
– Вот, вот, я об этом самом… Про нее… послушал бы ты, парень, себя сейчас. Спите вместе с вдовой?
– Нет.
– Да брось, кто тебе поверит. Раз не уволили тебя, не прогнали из семьи, значит…
– Я сказал – нет. Я… она не такая. Я сейчас уйду, я должен быть в палате.
– Сиди тут, уйдешь, когда я тебе разрешу, – Гущин засопел. – А ты как думал, парень, цацкаться я с тобой буду, что ли? Охранник… ты не только на зарплату свою не наработал, ты долг свой перед этой семьей не исполнил. К вам на праздник, где у тебя все под контролем должно было быть, учитывая, что у вас тут творится все эти три года, проник убийца, отравитель. Ты куда смотрел?
– А вы куда смотрели? – Киселев смотрел на Гущина. – Вы, полиция?
– Гостей принимали по списку? – Гущин словно и не слышал вопроса.
– Да, она… Анна сама список составляла, советовалась, конечно, с Адель Захаровной, кого из своих та хотела бы видеть. Но стариков пригласили мало. Если бы мы только круг Адель Захаровны собирали на юбилей, десяти человек бы не набралось.
– Ты приносил выпить девочкам?
– Да, но только один раз – коктейль. Потом они уже сами добавляли.
– И младшая?
– А что я могу? Она делает что хочет, – Киселев пожал плечами.
– Сам-то, что им давал, пил?
– Да, то есть нет. Я просто забрал бокалы с коктейлем в баре и принес. Я ж как-никак не развлекался там, я на работе.
– Бдил, мать твою, – Гущин покачал головой. – Кто это сделал, по-твоему? Кто дал девчонкам яд?
– Не знаю. Сам об этом все время думаю. Когда старухе… то есть Адель Захаровне плохо там стало, я решил, что это ее… ну, мол, по ней ударили. Но у нее сердце вроде как, приступ сердечный с испугу. Просто не знаю, что думать.
– Ты и в прошлый раз такой нам фоторобот подкинул киллера, босса твоего, Архипова застрелившего, что мы никого по нему так и не узнали.
– Дождь шел в тот день. Он был в куртке с капюшоном. И откуда-то из-за угла он вынырнул к самой нашей машине. Я ж за рулем был, пока выскочил, а он уже выстрелил в Бориса, прямо в упор. Я бросился к нему, а он выстрелил в меня. Сколько раз допрашивали меня!
– Помню я все это, – Гущин махнул рукой. – Звенья все это одной цепочки. Вендетта эта ваша, они вас, потом вы их, теперь они вас снова… Чего вы не уедете отсюда, а?
– Чтобы Архиповых Пархоменки из города выгнали – не бывать этому никогда.
– Так она говорит… хозяйка твоя, Анна, или это ты сам так решил?
– Я этой семье… и Анне Дмитриевне в том числе, жизнью обязан. Мы всегда все в семье заодно.
– На юбилей, кроме гостей, по нашим данным, кое-кто и незваный приезжал. Петр Грибов – имя тебе что-то говорит?
– А, этот. Да, он явился вдруг, Адель Захаровна с ним виделась, но за стол его не посадили.
– О чем они говорили?
– Я ее к нему сопроводил, он ждал ее у трейлеров возле ресторана. Но о чем они говорили, не слышал. Он старик, к тому же инвалид с детства, такой весь крючок согнутый.
– А чем он занимается?
– Он богатый человек, ювелир известный и коллекционер антиквариата.
– Борис Архипов вел с ним бизнес?
– Нет, никогда.
– Так что же их связывает?
– Не знаю, прошлое, наверное, воспоминания. Они ж одноклассники со старухой нашей. Но он давно живет в Москве.
– Воспоминания не только о пятой школе, но и о пионерском лагере «Звонкие горны»? – спросила Катя.
Охранник повернулся к ней.
– Может, и так.
«И он, он тоже не спрашивает – а почему вас это интересует? – подумала Катя. – Он даже не удивлен».
– Ладно, а еще один незнакомец? – перебил Гущин нетерпеливо.
– Какой незнакомец?
– Женщина.
– Про кого вы говорите? Какая еще женщина?
Почудилось ли Кате, но что-то изменилось в охраннике Киселеве. Голос дрогнул…
– Уж не знаю какая, тебя вот спросить хотел, телохранителя семейства. Согласно показаниям свидетелей из обслуги, видели на празднестве женщину, одетую… ну, скажем, не для торжества. И никто, заметь, никто из местных эту особу не знал.
– Я ее не видел.
И опять – то ли померещилось Кате, то ли так оно было на самом деле – тон охранника иной.
– Кого ты сам подозреваешь?
– Я думаю, они просто воспользовались юбилеем, чтобы отомстить за смерть Сашки Пархоменко, – Киселев снова крепко прикусил сигарету своими белыми великолепными зубами. – Сами же говорите – все звенья одной цепочки. Заслали крота, ну, в смысле, наемного. Может, и кому-то из местных заплатили, но я бы на вашем месте сосредоточился на проверке этих, которые из московской кайтеринг-фирмы. Там и официанты, и два бармена. А кто выпивку поставлял? Они в основном. Кому проще было что-то подсыпать? Кстати, что за яд использовали?
– Идет экспертиза.
– Не хотите говорить – не надо, – Киселев криво усмехнулся. – Чего бы там ни использовали, все равно…
– Что все равно? – спросила его Катя. – Тут у вас, в Электрогорске, какой бы яд ни использовали, все равно?.. И что?
– Все равно это ее рук дело.
– Кого ее?
Она ждала его ответ с великим… нет, не любопытством, и не в великой тревоге. Какое-то иное чувство, что и словами-то не опишешь.
Но охранник Киселев ответил так четко, словно ответ давно уже приготовил: