Вальс для принцессы
Шрифт:
– Ты что, Нина, что случилось? – тихо спросил он.
– Я так больше не могу, – всхлипывая, прошептала она, и всхлипы лавиной переросли в бурные рыдания, сотрясавшие все ее тело. Буря эта пронеслась и улеглась быстро, они пошли дальше, и Нина, по-прежнему всхлипывая, заговорила. Говорила она торопливо, временами бессвязно, перескакивая с одного на другое, как будто боялась, что этот момент больше не повторится, и надо успеть сейчас выложить все, что тяжелым грузом лежало на душе.
История ее оказалась проста и стара как мир, но легче от этого не было. Мать отказалась от нее после родов, выросла она в Новосибирске в детдоме. Окончив школу с медалью, поступила на мехмат местного университета. По распределению попала на Байконур. Как же – космос, романтика! На поверку романтика обернулась пыльным, продуваемым всеми ветрами панельным городком, который назывался просто и незамысловато – Ленинск. Вокруг на сотни километров простиралась
О романтике напоминали только запуски ракет на космодроме. Тогда из степи накатывал далекий, постепенно замирающий рокот, от которого дрожали стекла в окнах. Небо, особенно, если это происходило ночью, озарялось ярким дрожащим светом, и очередное «изделие» устремлялось покорять Вселенную. Однако и этот кусочек романтики преподнес однажды неприятный сюрприз, когда ракета взорвалась, едва оторвавшись от стартового стола. В связи с неудачным направлением ветра, который гнал огромное ядовитое облако гептила к городу, объявили тревогу. К счастью все обошлось, а вдобавок неправильный ветер этот принес в Ленинск бравого подполковника космических войск, помощника одного из генералов, присланных заменить кое-кого из проштрафившегося руководства космодрома. Подполковник Романов был молод, умен, спортивен и недавно разведен. С Ниной он столкнулся, в прямом смысле этого слова, в фойе местного кинотеатра, когда она отходила от стойки буфета, держа в руках чашку кофе и тарелочку с пирожными. В результате пирожные оказались на полу, но взамен через два месяца Нине были предложены рука и сердце. Казалось, что сбывается главная мечта ее жизни. Сколько она себя помнила, все игры и разговоры с подружками в детдоме, особенно после отбоя, сводились к тому сказочному будущему, которое обязательно наступит когда-то. Сначала у всех это была мама, которая, конечно, скоро найдется, и тогда все будет хорошо. Потом место мамы, которая так и не пришла, занял Он, самый лучший, красивый, и чтобы обязательно носил на руках. Им всем хотелось любви, дома, семьи, и вот все это, казалось, лежало у ее ног. Конечно, она согласилась, почти не раздумывая, и, мечта, как казалось, начала сбываться. Квартиру в Ленинске им дали сразу же после свадьбы. Через десять месяцев родился первый сын, а еще через год – второй. Было тяжело управляться с обоими, хорошо, помогала пожилая соседка, жившая в соседней квартире. Но как раз в это же время пришло осознание того, что муж оказался совсем не тем человеком, которого, она видела в своих мечтах. Его в первую очередь заботила карьера, он твердо решил для себя, что станет генералом до сорока лет, и делал для этого все. У него не было друзей, потому что общался он только с нужными людьми. Для того, чтобы достичь цели, он должен быть в хорошей физической форме, и он четыре раза в неделю занимался гиревым спортом. Что бы ни случалось в семье, на первом месте должны были быть его интересы. Он считал, что у него должна быть лучшая жена и лучшие дети. Но это они должны были быть для него, а не наоборот. Вдобавок ко всему он оказался патологически ревнив. Ей с трудом удалось отвоевать право пойти на работу, когда его перевели в Плесецк, да и то только потому, что нашлась замечательная няня, которую им порекомендовал непосредственный начальник ее мужа. Он же уговорил его отпустить ее в Москву.
Николай молча слушал торопливый сбивчивый рассказ. Сознание его как бы раздвоилось. Одной половиной он жадно воспринимал Нинины слова, понимая, что эта исповедь предназначена очень близкому человеку, может быть любимому. Ему очень хотелось, чтобы оказалось именно так. А вторая половина сознания, как ни стыдно было ему это понимать, холодно оценивала варианты развития событий, и оценки эти не сулили ничего хорошего. Можно, конечно, очертя голову кинуться в этот любовный омут, а, если честно, то этого просто нестерпимо хотелось, но здравый рассудок предлагал подумать о дальнейшем развитии событий. И у него и у нее, как говорится ни кола, ни двора. Служить ему еще полтора года, и он понимал, что это время ему придется провести в каком-нибудь забытом богом месте, где вокруг станции телеметрии и барака для обслуживающего подразделения на десятки, если не сотни, километров вокруг не будет ничего кроме раскисшей болотистой тундры. Увезти ее на это время домой к своим родителям? Но мать явно воспримет в штыки невесть откуда свалившуюся невестку с двумя чужими детьми. Да и о чем говорить, они с Ниной еще и не прикоснулись друг к другу, а для того, чтобы нормально устроить все, нужно, чтобы они были женаты, то есть ей предстоит пройти процедуру развода с полковником Романовым. Учитывая же наличие детей, процесс этот в «самом гуманном в мире» советском суде мог затянуться минимум на полгода.
Николая как будто заморозили, он не мог ни сказать ничего, ни сделать. Нина, выговорившись, замолчала, вопросительно глядя на него. Так и прошла эта минута необычайной эмоциональной близости, когда можно было повернуть ход событий, когда любовь перевешивала все остальное. Наступило неловкое молчание. Нина смущенно высморкалась, торопливо комкая, убрала носовой платок и быстро пошла по направлению к Тверской не глядя на Николая. Он догнал ее, не решаясь дотронуться до нее, и все так же молча пошел рядом. Не выходя на Тверскую, она остановилась под фонарем, достала из сумочки зеркальце и бумажные салфетки и, подставляя лицо каплям дождя, смыла расползшиеся под глазами потеки туши с ресниц.
Так, ни слова не говоря друг другу и стараясь не встречаться взглядами, они доехали на троллейбусе до гостиницы. Когда они подошли к ее номеру и остановились перед дверью, оба одновременно хотели что-то сказать, встретились глазами и… Кто знает, что случилось бы дальше, по крайней мере, у них могла быть ночь, о которой можно было вспоминать, но из соседней двери вышел вдруг капитан из их группы. Нина моментально повернулась и, ни слова не говоря, вошла к себе. Николай, неловко поздоровавшись с капитаном, тоже пошел в свой номер на два этажа выше.
На следующий день Нина сидела на занятиях в другом конце кабинета и за весь день ни разу к нему не обратилась. А после занятий к Николаю подошел официальный руководитель их группы и сказал, что ему, Николаю, необходимо задержаться на неделю в Москве и в понедельник явиться в один из закрытых НИИ, где совместно с другими специалистами придется заняться неблаговидным делом – предстояло вскрыть защиту количества инсталляций американской системы. Официально она была закуплена для использования на одном предприятии, в то время как установить ее предполагалось почти в десятке НИИ и КБ, связанных с оборонной отраслью, что позволяло государству сэкономить несколько миллионов долларов. Нина уехала в Мирный одна.
Назначенный для выполнения взлома срок оказался излишне оптимистичным, и Николай вернулся на космодром только через две недели. Когда он пришел на работу, то его в первую очередь удивило, что встреченный им в коридоре сослуживец поздоровался с ним с каким-то смешанным выражением удивления, любопытства и сочувствия на лице, как будто бы хотел при этом сказать, – Ну что ж ты брат, как ты мог? Не ожидал!
В комнате на рабочем месте Нины сидел незнакомый лейтенант и читал руководство по инсталляции системы, которое Нина увозила с собой. Ни ее самой, ни принадлежавших ей вещей видно не было. В комнату заглянул майор Тимченко, – Ковалев и Исаев, к начальнику.
Незнакомый лейтенант поспешно встал и вышел, Николай двинулся за ним. Когда они вошли в кабинет начальника отдела, тот разговаривал по телефону. Нетерпеливым жестом он оборвал начавшего было по всей форме рапортовать о своем прибытии Исаева и махнул рукой в сторону стульев. Закончив разговор, он сказал.
– Знакомься, Ковалев, это наш новый специалист, лейтенант Исаев. Тебе дается две недели, чтобы ввести его в курс дела, после чего ты убываешь по новому месту службы.
Ошарашенный Николай молчал, ничего не понимая, потом спросил, – А как же Нина… Романова.
– Вольнонаемная Романова уволилась по собственному желанию. Исаев, свободен, а ты, лейтенант Ковалев, останься.
Когда Исаев вышел, полковник, барабаня пальцами по столу, хмуро сказал, – Тебя Тимченко предупреждал?
– О чем? – недоуменно спросил Николай, – А, да, конечно…
– Скажи спасибо, что ты после успешной работы на слуху у начальства, поэтому едешь не в какую-нибудь дыру вроде станции телеметрии на Чукотке, а в центр управления полетами в Подмосковье. И впредь рекомендую хорошо обдумывать свои поступки, особенно, когда от них зависит судьба другого человека.
Две недели Николай прожил как в тумане. Он несколько раз пытался позвонить днем Нине домой, но там никто не брал трубку. Всезнающий Тимченко сказал, что она с мужем и детьми уехала в санаторий в Сочи. Затем Николай отбыл на новое место службы и больше Нину никогда не видел. Сейчас все это тоже прошло и отболело, но иногда наплывало как наваждение, и он стряхивал это состояние, до одури нагружая себя какими-нибудь физическими действиями.
Добравшись до Вовкиной дачи, он не пошел в дом, чтобы не смущать стуками дверей и прочими шумами своего друга и его пассию, а устроился на широкой лавке в предбаннике старой баньки, подложив под голову накрытые полотенцем веники.