Вальс Мефисто
Шрифт:
– Отлично. Вы знаете «Итальянский концерт» Баха?
– Когда-то знал.
– Посмотрите партитуру. Мы сыграем его, чтобы повлиять на Сиднея. Он любит Баха.
– Но… – вырвалось у Полы, однако она тотчас смолкла. Дункан глянул на нее и улыбнулся. Две почти догоревшие свечи освещали его морщинистое лицо снизу, придавая ему зловещее выражение.
– В чем дело, дорогая? У вас другие планы на Новый год?
– Нет, просто… – Ей хотелось крикнуть: «Оставьте нас в покое!», но вместо этого
– Сделать это на праздник будет сложно.
Дункан рассмеялся:
– Снова няни! Иногда мне кажется, что они покоряют весь мир.
– Покоряют? – возразил Майлз. – Да они уже покорили. Но у нас еще есть время, и я уверен – мы сможет раздобыть няню среди студентов университета, если не сможет придти наша Анжелотти.
– Хорошо. Итак, решено. Будет много шампанского, икры и музыки. Гарантирую прекрасный отдых. Что ж, ужин чертовски удачен – не боюсь в этом признаться. Вероятно, вы уже заметили, что я не в ладах со скромностью.
«Если ты хороший пастух, смело играй на своей дудке» такова моя поговорка. Ибо никто не сыграет на ней лучше тебя – верно?
После ухода гостя, Майлз набросился на жену:
– Что это на тебя, черт побери, нашло? Она мыла посуду в маленькой раковине.
– Не думаю, чтобы на меня что-то нашло.
– Перестань. За весь вечер ты и пары слов не сказала. И явно дала понять, что не желаешь идти к нему на Новый год – у тебя это будто на лбу выжжено. В чем дело?
Пола осторожно сложила тарелки Веджвудского сервиза, оставшегося от бабушки.
– Просто я не понимаю, чего он добивается, и меня это беспокоит, – Кто говорит, будто он чего-то добивается?
– Я. Я не верю, что человек с положением Дункана Эли вдруг может заинтересоваться людьми нашего типа. Это бессмыслица!
– А тебе не приходило в голову, что мы могли ему понравиться?
– С какой стати? Мы вдвое моложе, более того – мы ничтожества. Для чего приглашать нас в свое маленькое очаровательное общество знаменитостей и всячески ублажать? Ты слышал, как он проповедовал эгоизм…
– Он сказал: «Первая обязанность – перед самим собой».
– Это означает эгоистичность. Он – эгоист, хотя и пытается как-то маскироваться. Так почему же ему выгодно нас ублажать? Не верю, что из-за нашего остроумия, обаяния, таланта и прочих достоинств. Ведь по сути дела, мы не настолько обаятельны. И зачем он нас изучает? А именно этим он и занимается, задавая миллионы вопросов и буквально залезая в ящики стола. Зачем?
– Потому что знает, что у нас – ключ к секретному пентагоновскому шифру.
– Перестань шутить!
– Перестань сама. Он симпатизирует нам, вот и все! Для чего поднимать
Подойдя к Майлзу, Пола положила ему на плечи руки.
– Эй, у тебя мокрые ладони…
– Знаю. Все равно, поцелуй меня.
Он повиновался. Она уселась к нему на колени.
– Извини. Может, я и создаю суматоху из ничего. Но у меня от него мурашки бегают.
– Мурашки и Дункан эли – несовместимы.
– Для меня – напротив.
– Ладно, пусть будут мурашки. Он – Дракула. И хочет крови.
– Если брать в расчет его болтовню о предпочтении секса в романах, возможно, он хочет заполучить наши тела. Мое или твое.
– Вижу он совсем задурил тебе голову, – тихо присвистнул Майлз.
– По крайней мере, в этом случае все бы прояснилось, не так ли?
– Допустим, он охотится за тобой, но при чем здесь я? Ха-ха. У Дункана была репутация одного из самых бойких юбочников. Может, сейчас он уже растерял свою прыть, но все еще любит девушек.
– Ну хорошо, а как насчет Роксанны? Держу пари, она не прочь заманить тебя в свои сети.
– Выглядит заманчиво.
– Майлз!
– Брось. Ты знаешь, что я не юбочник. Вдобавок, если понадобится любовник, то бегать за ним не придется. Ведь она не лишена некоторой привлекательности…
– Знаю. Именно это и заставляет меня нервничать.
– Не стоит. Они всего лишь обычные приветливые люди – и точка. Такие типы все еще встречаются, даже в Нью-Йорке.
Пола слезла с его коленей и вернулась к раковине.
– Все же мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое, кроме того, ты отвлекаешься от романа ежедневными упражнениями на рояле.
– Не так уж много я упражняюсь.
– Майлз, вспомни! Я – Пола. Пола, которая все видит.
И приходя домой, находит на пианино пепельницу, забитую сигаретными окурками, причем пепельница у пишущей машинки – пуста, словно карман нищего. Мы достаточно поиграли в бирюльки на прошлой неделе, не закончить ли на этой? Роман гораздо важнее вашей игры дуэтом с Дунканом Эли.
Майлз помрачнел, как обычно, когда речь заходила о его самодисциплине.
– Ну, а если он познакомит меня с Сиднеем Рэймонтом? Разве это менее важно?
Нет, если у тебя не будет готового романа, чтобы показать ему. Господин Рэймонт не станет печатать шестнадцать глав.
Оба помолчали; Пола продолжала управляться с посудой, а Майлз погрузился в раздумье. Ей не хотелось пенять ему за неоконченную работу, но она чувствовала, что в данный момент это оправдано. Через пару минут Майлз стряхнул с себя грусть и, подойдя к раковине, обнял жену.
– Не беспокойся. Старая муза уже бьет копытом. На этой неделе я сделаю еще три главы.
– Обещаешь?