Вальс в чистилище
Шрифт:
Каникулы прошли быстро, и 2011 год наступил без особого шума. За время рождественских каникул Мэгги несколько раз приходила в школу, но всегда в компании Шада и Гаса — на уборку или с танцевальной командой на репетиции. Она не делала попыток уединиться или позвать Джонни, но и не чувствовала его рядом. Пустота в школе была почти осязаемой. Мэгги представила, что Джонни летает где-то далеко от нее. Если она позовет его, сможет ли она вернуть его? Такие мысли пристыдили ее своей слабостью, но она ничего не могла с собой поделать — она отчаянно скучала по нему.
В первый день после каникул Мэгги проснулась очень рано и поехала в школу. Ей нужно было танцевать. Репетиции с
Было только 5:30 утра, когда она включила звуковую систему, сняла пальто и туфли. Она всегда танцевала с босыми ногами. Она поставила айпод на случайную песню и начала разминаться, прыгая и растягиваясь, приводя себя в порядок. Ей нравилось танцевать под песню, которую хореограф никогда бы не выбрал просто потому, что в ней не было нужного звучания или ритма. Это были лучшие песни, потому что они заставляли ее по-настоящему интерпретировать песню через свои движения, и ей нравилось теряться в слиянии звука и души. Она танцевала до тех пор, пока залы не стали заполняться студентами, и она была вынуждена уйти.
Каждое утро на этой неделе она приходила так же рано и так же упорно танцевала. Она танцевала уже около часа, когда через колонки в ее избитое сердце просочилась старая любимая песня. Это было прекрасно, призрачно. На минуту она остановилась и просто слушала.
Я сошла с ума
Твоя любовь сделала меня слепой.
Я не могу даже говорить.
Твоя любовь сделала меня слабой.
Но если ты посмотришь на меня, я покажу тебе.
И если ты позволишь мне, я обниму тебя
Так что слова, которые я не могу произнести
Ты все равно услышишь.
Ты узнаешь, как сильно я тоскую по тебе.
Как каждая нота — это песня для тебя.
Ты узнаешь
Как я хочу вдыхать тебя
И потерять себя в твоей коже.
Я обниму тебя, и ты узнаешь.
Она пыталась впустить в себя музыку, вдохновляющую ее, подсказывающую, как ей следует двигаться. Но это было слишком больно. Она висела на волоске, и эта песня могла оборвать его. Она выключила музыку и стояла, тяжело дыша, не желая смириться с тщетностью любовной истории, у которой был только один возможный конец. Всю неделю она танцевала для него, надеясь, что он смотрит и скучает по ней, как она по нему. Она снова включила музыку. Она не будет звать, не будет умолять, но она будет танцевать. Она заставит его вернуться к ней.
***
Ее эмоции тянулись к нему, как шелковистые щупальцы, и он понял, что не сможет долго сопротивляться. Он попытался потерять себя в дымке небытия, которую он называл парением, но почувствовал, как она зовет его, и соскользнул обратно на Землю. Он наблюдал за ней день за днем, пытаясь создать дистанцию, отворачиваясь, и снова беспомощно глядя на нее. Ее танец звал его, но в то же время напоминал о том, что она не принадлежит ему. У нее есть дар, и этот дар унесет ее далеко-далеко, и он должен будет отпустить ее. Он хотел, чтобы она ушла. Он просто хотел, чтобы все, что в нем осталось, позволило ему пойти с ней.
Она взывала к нему, и как тяжело ни было отвернуться от ее любви, но еще хуже было бы заманить ее в ловушку. Он бросился в самый дальний угол школы, отделявший их друг от друга на максимально возможное физическое расстояние, и прижал руки к голове, наполняя сознание радиоволнами и помехами. Глаза его сознания все время пытались поймать ее, как будто ее сигнал был сильнее всех остальных. Он отчаянно боролся с этим и с облегчением вздохнул, когда почувствовал, что она перестала танцевать.
И только позже он почувствовал, что ее одиночество и тоска по нему снова нависли над ним, как черная туча. Она была так несчастна. Ее страдания цеплялись за него, душили его. С мучительным стоном он цеплялся за свое самоизгнание, но это была проигранная битва. Он сказал себе, что просто проверит ее, позволит себе лишь один маленький проблеск.
Она была в кафетерии. Ряды столов, заполненные смеющимися, разговаривающими, едящими подростками, окружали ее, как человеческий лабиринт. Рядом с ней сидел Шад, и он был явно рассержен. Он смотрел на соседний стол, за которым сидели студенты, и некоторых из них Джонни узнал. Парень по имени Дерек стоял на скамейке и размахивал руками, привлекая к себе внимание. Шум в кафетерии затих, превратившись в заунывный гул, и парень, стоявший на скамейке, начал говорить.
— Кажется, некая привлекательная женщина — УХ, черт возьми — прекрати, Дара! — Дерек получил пощечину от девушки, сидевшей рядом с ним. Джонни узнал в ней девушку из танцевальной команды Мэгги. Ту самую, которой он преподал небольшой урок некоторое время назад. Похоже, ей не понравилось, что ее парень назвал другую женщину привлекательной. — В общем, похоже, что несколько недель назад на «Зимний бал» в одиночку пришла некая… э-э.… женщина. Эта женщина выглядела просто великолепно. — Он бросил предостерегающий взгляд на Дару.
— Но, что интересно, в середине танца ее нигде не было. Ее друзья подумали, что она точно покинула танцы и уехала домой. Но, к нашему удивлению, ее машина все еще стояла на школьной парковке, когда танцы закончились! — Ребята вокруг него одобрительно зашумели, а кое-кто послал несколько приветственных криков.
— Более того, — продолжал парень, наслаждаясь вниманием, как ведущий телевизионного игрового шоу, — машина Мэгги все еще стояла на парковке рано утром на следующий день! — Шум поднялся еще больше, люди показывали пальцами и смеялись, поднимая брови и прикрывая руками О-образные рты.
— Ой, прости, Мэгги. Я не собирался произносить твое имя, но… ладно. — Дерек с ухмылкой посмотрел на Мэгги и изобразил на лице поцелуй.
— Теперь Мэгги не хочет говорить мне, с кем она была. На самом деле, она сказала, чтобы я шел к черту! — Несколько подростков захлопали и засвистели, а несколько освистали. — Поэтому я хочу предложить 20 долларов тому, кто скажет мне, с кем наша маленькая Мэгги провела ночь, потому что я хочу дать этому козлу пять сотен!
Мэгги выглядела потрясенной, ее лицо окрасилось в красный цвет, голубые глаза блестели от гневных слез. Она выпрямилась, ее спина стала жесткой, как доска, и встала из-за стола, сжимая в руках нетронутый поднос с обедом. Ни слова не говоря, она повернулась и направилась к мусорке.