Вальсирующие, или Похождения чудаков
Шрифт:
– Дай десять косых, – просит Пьеро. – Я схожу наверх.
На девицу ему наплевать. Главное – получить ответ: поднимется ли его хобот?
Сижу обстоятельно на стуле и сохраняю спокойствие.
– Мысль недурна, – отвечаю. – Продемонстрируй ей свою перевязку и зашитое яйцо. Получишь свидетеля первого сорта.
Чувствую, как его рука лезет мне в карман и сжимает рукоятку пистолета.
– Дай десять косых и заткнись!
Мне совсем не нравится, как он шепчет мне на ухо. Тон его полон решимости.
– Ладно. Бери!
Отдаю ему под столом купюру. Тогда он вынимает руку из моего
– Спасибо, старина…
Девушка улыбается ему…
– Не уходи. Я ненадолго.
Он опирается на стол, чтобы подняться. Я удерживаю его.
– Минуту… Возьми-ка еще и это…
Я отдаю все остальные деньги, бумажки и монеты, все до последнего сантима. Ничего не понимая, он засовывает их в куртку. Вид у него огорошенный.
– Почему ты отдаешь все это?
Вытаскиваю пушку и бросаю ему на колени.
– Ты хотел ее взять? Бери! Для комплекта. Но теперь ты остаешься один. Без меня.
И ухожу из бара.
Это был жалкий блеф, мелкая игра. Корю себя, выходя на улицу. Теперь я один, как столб в поле. Если бы у Пьеро было несколько монет, он бы повеселился, разыгрывая перед девчонкой бывалого бандита. Но теперь? Хорош же я был! Не успев поднять воротник, я уже чувствовал, как холод проник в меня. Стоя на набережной и не спуская глаз с двери в бар, я ждал, засунув руки в карманы… А если у Пьеро все потихоньку получится? Представляю, как он будет радоваться, убедившись, что его штука встала. В то время как я морозил свою в порту. «Если он не появится через пять минут, – говорил я себе, – я отправлюсь к ним и мы закончим ночь втроем, друг на друге, пока не объявятся фараоны, чтобы нас сцапать».
Но вот дверь бара открывается. И я вижу его кудрявую голову.
– Жан-Клод!
Ну чего орет этот мудила? Хочет привлечь внимание? Издалека подаю ему знак заткнуться. И он тотчас припускается бежать, а меня разбирает смех, когда я вижу, как он прихрамывает. Я догоняю его и показываю, что такое бег спринтера. Тот с проклятиями старается меня догнать. Шлюха около бистро с удивлением наблюдает за нами. Уверен, она была бы не прочь присоединиться к нам… Но мы не стали ее дожидаться, ибо услышали сирену полицейской машины, такую, как в кино. Разве, услышав ее в кинозале, кому-то придет в голову, что это однажды будет касаться и его? А тем временем сирена приближалась. Я схватил Пьеро за руку и столкнул на темный причал.
Лежа на влажных камнях, мы видели, как проехали легавые. Но не по наши души! Тогда мы еще не были «звездами». Славное было времечко! Когда машина проехала, мы расслабились. Конца этой ночи не было видно! Прихрамывая, Пьеро мрачно брел за мной. Он бы пошел куда угодно, даже в комиссариат полиции, ему было на все наплевать. Мне же казалось, что я тяну на цепи каторжника.
Начался прибой, и мы отлили в него. Мы видели суда, набитые машинами. Моряки обзывали нас педиками на всех языках мира. Один даже звал к себе, предлагал денег. Чьи-то турецкие, ирландские, аргентинские лапы трепали наши волосы. Мы сдерживались, чтобы не набить морду этим парням. Я не спускал глаз с Пьеро. Он ведь мог в любую минуту вытащить пушку.
В огромном кафе со множеством залов мы поели жареного картофеля и выпили пива. Я отобрал
Плачу несколько сантимов и открываю газету на третьей странице. Хотя я этого ждал, но все равно испытываю какое-то странное чувство. Ведь уже понедельник. Сразу проснувшись, почувствовал еще и досаду. Ну, такое чувство, когда встал слишком рано, чтобы идти на нелюбимую работу.
Будить Пьеро я не стал. Хотелось одному покрасоваться в лучах славы. Он получит свое позднее. Итак, мы добились своего. Стали «звездами». Почти вся страница посвящена нам одним, даже напечатаны наши рожи.
Кроме наших есть фотографии лекаря, его жены, целая куча фотографий, галерея портретов. Всех наших вчерашних знакомых. Все они лыбились, как при первом причастии. Только мы с Пьеро, как жалкие овцы, были мрачными. Они выкрали наши старые фото для удостоверения личности, какие можно сделать в фотоавтомате. В общем, выглядели мы паршиво.
Девушка тоже выглядела неважно. Меня, однако, поразило, что Мари-Анж, голозадая шампуньщица, оказалась такой красивой, вероятно, из-за грустного вида. Фото было хорошее! Машинально я понюхал пальцы. Но от них несло табаком. Я вспомнил ее нежную кожу между ногами. Потрясная деваха, ни чуточки не закомплексованная! Такая никогда не станет устраивать дипломатический скандал, если потребуется раздвинуть ноги. Я чувствовал, что с ней мы могли бы подружиться.
Но лучше всех выглядел хозяин «ДС». Он улыбался во весь рот. Уверен, этот сам себя сфотографировал в ванной. Мне захотелось увидеть его морду со следами моих ног, с выбитыми зубами и разбитой губой на больничной койке – в газете говорилось, что он находится под наблюдением врачей. Дорого бы я дал, чтобы нанести ему дружеский визит с черствым тортом специально для его выбитых зубов.
В конце концов слава приносит одни неприятности. Она вызывает чувство страха. Оглядываюсь. Вижу морячков, разрывающих газету на части. Никто не выражал никакого желания попросить у нас автограф. А Пьеро спит, как младенец. Я заказал двойную порцию кофе, чтобы встряхнуться. А затем погрузился в чтение о наших подвигах.
Этот рассказ сразу увлек меня. Настоящий роман с вопросительными знаками в конце. С кровью, насилием и сексом. Пером писавшего водила рука любителя ужасов. По части описания происшествий это был мастак. Настоящий виртуоз. Он употреблял и сильные выражения, вроде «бандитизм», «безответственность», «мотивация», и более заковыристые, вроде «на грани добра и зла». По его словам, мы вступили на опасный путь, но это уж было известно. Оригинальным было его утверждение, что мы принадлежим к новому поколению злоумышленников. Эдакой новой волне. Смех, да и только! А ну, Пьеро, вставай! Страна надеется на нас! Час нашей славы наступил!