Валютчики
Шрифт:
— Свои дела, — чертыхнулся я. — Что вы хотели?
— Баксы поменять. Двести.
— По пять восемьдесят.
— По такой цене давно бы поменяли. По шесть.
— Ничего не оставляете. Ну, давайте по шесть.
— Только они…, - замялся старший. — Девяносто третьего года.
— Тогда по пять восемьдесят, — уверенно сказал я. — Ребята берут по пять с полтиной. По шесть клиента не найдешь, чтобы сдать.
— Потому подкатили к тебе, — переступил с ноги на ногу Жоля. — Ваши писатели ездят за границу. Им и приправишь.
Я понял, что в центре валютчики дали ментам от ворот поворот. Те отпугивали богатых клиентов, раскалывая последних на крупные суммы напоминанием о запрете на валютные операции между частными лицами. Обменяв баксы, подозвал маячившего через трамвайные пути мужчину с орденами. С покупкой побежал в рынок. Заворачивая на центральный
— Не бегай, — предупредил Пикинез. — Ты привлекаешь внимание.
Я сбавил скорость. К хорошему совету не грех прислушаться, несмотря на то, что давший его доводил до белого каления и меня. Проскочив полнокровного Муромца со товарищами, не раз выговаривавшего за сдачу баксов армянам, но не поднявшего цену пусть на червонец, заметил Бандеру с Крысой. Ребята скоро примутся банковать до лунных пейзажей на темного бархата небе.
— Ордена, — выдавил я с отдышкой. — Не рядовые.
— Рядовыми нас не удивишь, — спокойно рассудил Бандера. — Показывай, не стесняйся.
Я растормошил сверток. Менялы уткнулись в награды. Интересовали их номера, состояние. Какой монетный — московский или ленинградский — двор выпустил. Мельчайшая деталь поднимала цену рядовому, казалось бы, значку до недосягаемых высот. Время тянулось медленно, я устал переминаться с ноги на ногу.
— Сколько за них просишь? — не поднимая головы, спросил Бандера. Добавил. — Нужна консультация дельного человека.
— Без сомнения, — поддержал Крыса, круглолицый мужик тридцати лет, работавший на пару с женой, родственницей бригадиру — Боевой под Блюхера, трудовик стахановский. Позвони Цвикеру.
Вытащив билайновский сотовый, Бандера набрал номер. Разговор длился несколько минут. Защелкнув крышку, назвал цену за оба ордена. Не метель, но легкая поземка из купюр мелкого достоинства в мой карман. В Москве бы…За бугром еще дороже. Теперь ордена будут ходить по кругу, занимая ниши в частных коллекциях. Впрочем, какая разница, где им находиться — Земля круглая. Я заспешил обратно. Вновь Пикинез заставил умерить пыл. На выходе из ворот столкнулся с Усатым. Скотина, едва не сдал. Бьет в грудь, мол, казак. Отец мог быть сыном казачьим. Усатый больше походил на брехло собачье. Странно, но массовый исход из страны подневольных людей произошел одновременно с американскими пионерами, в большинстве, тоже убежавшим от наказания в отечествах на другой материк.
Как-то один профессор втолковывал ересь. До сих пор не ведаю — соглашаться или нет.
— Итак, сударь, — разглагольствовал историк, — Всем известен клич: с Дона выдачи нет! По иному — казаки своих не выдают. Кто сдал Стеньку Разина кацапскому царю — батюшке? Кто продал или не поддержал других возмутителей спокойствия — истинных казаков? К примеру, Емельку Пугачева, Кондрата Булавина. Лев Толстой по молодости ли, с перепоя, огласил фантастическую фору разбойникам, обмолвившись, что история России сделана казаками. Вспомним Азовское сидение. Заняли донцы крепость турецкую. Поторчали не одно лето сливой в заднице, взывая к русскому царю — батюшке о помощи. В столице государства — Москве — решили, негоже ругаться с турками. Не время ишшо. Умотали казачки несолоно хлебавши. Через пятьдесят с лишним лет приплыл на Дон император Петр Первый. Порубал головы непокорным атаманам и указал перстом на Азов: Взять. Гвардейцы — кацапы обложили крепость, взяли. С казаками, кто спорит. Опять же Сибирь великая, необъятная. Ермак турсучил, турсучил хана Кучумушку, татарин все не согласный был с территориями расстаться. Послал атаман гонца в Первопрестольную, вот тебе, царь — батюшка, подарок будет, ежели поможешь к рукам прибрать. А тот — зачем он мне, такой большой. Да снова с татаровями. Казанских ишо не окрестили. Утонул Ермак. Пришло время, собрал царь войско из кацапов, присоединил Сибирь к государству Расейскому. Казак Ашинов дальше подался — до Эфиопии доплыл. Татары да монголы смугловатые, те вообще черные. Не стали подминать. И весь Ашинов вышел. Вопрос: кто земли присоединял — казаки али кацапские полки? Кто тогда казаки? Ответ: тюркские смелые народы, передовой отряд расейской армии. Честь им и хвала. Только носы задирать не надо, полковничьи
Не знаю до сих пор, как воспринимать подобную лекцию. В чем-то профессор был прав. Хотя бы про Стеньку Разина…
На базаре столпотворение. Кавказцы с перекупленными телегами овощей и фруктов позанимали лучшие места, не пускают приехавших с периферии с мешками, сумками, выращенной собственными руками зеленью, местных жителей. Мелкий джигит — из чабанов — отмантулил двоих колхозников, ходил перед рядами гоголем. Коля десантник вмешался. Как завыли в защиту горца бабы! Тут пьяный с удостоверением казака такого — то юрта. Невысокий, морда красная, кацапская. Азербайджанки, грузинки, армянки, казачки — кто их разберет — затыкали в Колину сторону. Дали копеек еще на пузырь. С обляпанной печатями корочкой тот полез на него. За Россию, но против русских. Против русских, но за Россию. Разгневанный Коля надавал и ему. В Отечественную совсем грустней. Ворошилов с Буденным под руководством великого Сталина хлипких коней со всадниками с шашками наголо посылал против крупнокалиберных пулеметов, пушек и непробиваемых танков. Полки александров матросовых. Пример из другой оперы, да суть одна: к чему показывать дурь на взбунченных чубах? И почудилось, что неказистый профессор из РГУ, в общем-то, прав.
Наступил еще более жаркий июль. Как выдерживали дневное солнце ребята, не знаю, но к моему приходу тени удлинялись. Доллар поднялся до шести рублей за один, надолго зацепился за отметку. Разговоры о падении рубля по прежнему будоражили умы валютчиков. Я нацелился крутиться на пятистах баксах, да в металле почти столько. Вогнал в дело деньги от продажи трех сотен книг, пенсию, дивиденды от Газпрома. Поставил на кон все, несмотря на зловещую обстановку вокруг. То у одного обменного пункта, то у другого в упор расстреливали менял — валютчиков Забирали барсетки, скрывались в неизвестном направлении. Не было случая, чтобы кого из налетчиков поймали. Настораживало и другое. Раньше отморозки ограничивались парой ударов молотком по голове, теперь убивали без тени сомнения в безнаказанности. Подобное творилось лишь в начале раздела государственной собственности, когда трупы валялись на улицах по полным дням. К 1998 году беспредел по стране поутих. Значит, он не уменьшился, как вещали средства массовой информации, ушел в подполье. К слову, революция тоже произошла не сразу, сначала был 1903, потом 1905 годы. А 1917 затянулся на несколько лет. В двадцатом столетии все мясорубки заработали в нечетные годы — 1913,1941. Прокрутить успели по России и по Европе больше сотни миллионов жизней. Это взять и оставить без людских ресурсов Японию с островами. Беспредел в ставшей на демократические рельсы, новой России тоже то затихал, то вспыхивал с новой силой, собирая урожай растерзанными человеческими телами.
Солнце зависло над крышей стоящего на Буденновском проспекте проектного института. Жара. Чем меньше оно и Луна по размерам, тем больше Земле достается света или тепла. Словно ночное и дневное светила превращались в мощные прожекторы. Спрятавшись в тени палатки, я вяло поглядывал на текущую мимо толпу. Возле навеса над остановкой трамвая напротив, крутились две девочки лет по десять — одиннадцать, оборачиваясь в мою сторону. Затем сдвинулись с места. На хорошеньких лицах большие глаза с тонкими носиками. Легкие платьица едва прикрывали обозначившиеся попы.
— Вы золото берете? — спросила та, что посветлее.
— Не понял, — насупил я брови. — Какое золото?
— Обручальное кольцо. Большое, — добавила девчушка посмуглее.
— У детсадовских не берем, — оглянулся я по сторонам. Не хватало из-за ссыкушек получить неприятности. — Отнесите туда, где взяли.
За детей валютчикам попадало по полной программе. Они приводили родителей, те ментов. Уплаченные за товар деньги не возвращались. Если меняла торопился сбагрить купленное, хлопот прибавлялось еще больше, потому что при полюбовном раскладе украшение полагалось вернуть. А куда оно успело уйти, уехать или уплыть, черт бы не сказал. Родители старались содрать последнюю шкуру, утверждая, что колечко или сережки весили полкило, да в них бриллианты по карату. За улаживание конфликта менты требовали от ста баксов и выше. Если стороны не договаривались, заводилось уголовное дело. Тогда можно было влететь на все кровные. Но Пикинез, другие, брали подряд. У них сходило с рук.