Валютная могила
Шрифт:
– Сволочи! – констатировал шеф.
– Сволочи, – согласился я. – Остальные бомжи – жертвы водки, женщин, мошенников и прочих неблагоприятных жизненных обстоятельств. Встречаются среди них и военные, и бывшие афганцы, и ученые. Клим мне говорил об одном подполковнике, живущем среди них, афганце-орденоносце и даже доценте. Так что всякие люди среди них встречаются, и мести всех под одну гребенку не стоит…
– Женщин, значит, они считают «неблагоприятными жизненными обстоятельствами»? – съехидничал шеф.
– Считают. И тому масса примеров. Моя легенда, которую мы с вами придумали, шеф, никого из них ничуть не удивила. И вызвала только сочувствие.
– Ты
– Влился. Как раз в группу Клима, – ответил я с некоторой гордостью. – И вчера мы похоронили Космоса, которому не было еще и двадцати лет…
– Постой, – посмотрел на меня шеф. – Как это похоронили? В самый день убийства?
– Ты не поверишь, – я иногда забывался и называл шефа на «ты», кажется, он не обижался, – но у них, у бомжей, есть собственное кладбище и даже свой кладбищенский смотритель.
– А полиция куда смотрит? – вскинул брови шеф. Иногда он был столь простодушен, ну, как дитя малое, ей-богу!
– Какая полиция, шеф? О чем ты? – покачал я головой. – Полиция в сторону бомжей и не смотрит. Зачем они ей? Что с них взять? Ни документов, ни денег…
– Ну, все же убийство человека…
– Убийство, – согласился я. – Кстати, не первое… Человека по имени Виталик, которого я пытался найти, того самого, что гулял в ресторане «Аркадия» на Бутырском Валу, тоже зарезали, как и Космоса. И еще бомжиху по имени Любка из Краснодара. Ее тоже, кстати, зарезали. Я вот думаю, не та ли это бомжиха, что была вместе с мужиком у отделения Сбербанка на Лесной и меняла через уборщицу бутика «Азимут» евро? И не за эти ли евро ее и бомжа Виталика убили?
– А что за таинственный вагон, к которому бомжам нельзя подходить? – спросил шеф.
– А вот это настоящая тайна, – задумавшись, произнес я. – Никто про него не говорит, если заходит речь об этом вагоне, то ее мгновенно пресекает кто-нибудь старший из бомжей. Вообще, этот вагон – табу, ни подходить к нему, ни говорить о нем нельзя. Однажды Космос завел речь о вагоне, и Клим мгновенно пресек ее, напомнив ему о Виталике. Мол, не подходи к этому вагону и даже не заговаривай о нем, а то кончишь, как Виталик. Стало быть, Виталик к этому вагону подходил. А может, и знал, что в нем. За это его и убили. И Космоса убили также за интерес к этому вагону…
– Может, и Любку из Краснодара убили за то же самое? – предположил шеф.
– Может, – согласно кивнул я. – Сегодня я попробую разговорить Клима. Есть еще один старший группы бомжей, в которую входил Виталик. Зовут Гришка-пройдоха. Он тоже может знать про вагон.
– Что же за странный такой вагон… Ты уж, пожалуйста, поосторожнее там, – после недолгого молчания произнес шеф.
– Я постараюсь, – заверил я его.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нужно. За этим и пришел. Две тысячи триста. Пусть бухгалтерия выдаст мне их как командировочные.
– Хорошо, я сейчас дам команду.
Я без спросу налил себе еще немного виски и выпил, снова закусив конфеткой. Потом прошел в бухгалтерию, расписался в бумагах и взял деньги. Шеф молча сопровождал меня. Лицо его было хмурым и озабоченным.
– Ну, все, я пошел, – сказал я, спрятав деньги в карман.
– Давай! – ответил шеф и протянул руку: – Удачи.
– Ага, – буркнул я и вышел из особняка.
В бывшем имении ротмистра лейб-гвардии кирасирского Его Величества государя императора полка Степана Яковлевича Черноградского задушевно чвыркали птицы. Воздух был по-весеннему звонок и чист. Из раскрытого окна телекомпании послышался хохот. Кому-то, блин, было легко и весело. А у меня на душе скребли кошки…
– А ты молодчик. – Клим был явно доволен моей добычей, принимая из моих рук две тысячи триста рубликов. – Всех дружков обошел?
– Нет, – честно ответил я, криво ухмыляясь. – Только одного пока. Парочка приятелей, которые могут подкинуть деньжат безвозмездно, в запасе еще имеется. Они тоже дадут, поскольку откупиться разово от просителя лучше, нежели участвовать в его жизни постоянно…
– Добро, завтра к ним пойдешь…
– Ну, что, выручил я тебя? – внимательно посмотрел я на Клима.
– Не меня, нас, – ответил он.
– Хорошо. Тогда расскажи мне про вагон, к которому нельзя даже подходить.
– Зачем?
– Чтобы знать, чего опасаться. Уверяю тебя, мне моя жизнь дорога, и я не стану совать нос туда, где мне его могут оторвать. Вместе с жизнью…
Любая тайна обладает притягательной силой. Даже опасная тайна. Любопытство, желание разгадать загадку – вот на чем ломаются многие человеческие судьбы. Но и возвышаются тоже. Загадки и тайны составляют интерес в жизни, делают ее не столь скучной и однообразной, раскрашивают ее в яркие краски. Но когда тайна разгадана, она блекнет, и интерес к ней пропадает. Это я и попытался объяснить Климу, когда он не ответил на мой вопрос. И когда я снова повторил, что не пойду к тому вагону, потому что мне моя жизнь еще не осточертела, он сдался.
– Хорошо, я тебе расскажу. Правда, понять, зачем тебе это надо, я никак не могу…
– Но я же объяснил – зачем.
– Может, и объяснил, а может, у тебя есть еще какие-нибудь причины знать про этот вагон.
– Да нет больше никаких причин, – ответил я и сделал честные и немного обиженные глаза. У меня это всегда получалось.
Поверил или не поверил мне Клим, не знаю, только про вагон он мне все же рассказал…
Этот вагон обнаружил Сэр. Тот самый, который стоял в моем плане и которого я собирался найти. Это я понял сразу, как только Клим начал свой рассказ. Сэр был одним из людей Гришки-пройдохи. Как и Виталик, которого так же подрезали, как и нашего Космоса. Впрочем, слово «обнаружил» вряд ли здесь уместно. Скорее, подойдет слово «заинтересовал». Этот вагон, загнанный в тупик вместе с тремя такими же сцепленными между собой вагонами, стоял уже месяца три, если не больше. А может, эти четыре вагона перегнали из какого-нибудь другого места… Точно, откуда они взялись, никто из бомжей не знал. Все вагоны были запечатаны, видимой охраны никакой. Вот Сэр и решил подломить один из вагонов, кажущихся бесхозными, дабы глянуть, нельзя ли в нем чем-либо поживиться…
В ночь с шестого на седьмое мая он этот вагон вскрыл. Залез в него и, как он сам говорил потом Гришке-пройдохе, а Гришка – нашему Климу, охренел. Вагон был под завязку забит пачками евро. Лежали они большими блоками почти в рост человека на пластиковых поддонах, упакованные в толстую непромокаемую пленку. Сэр не сразу даже определил, что это деньги, так как под толстой пленкой их было плохо видно. А вот когда определил, тогда и охренел по-настоящему… Придя в себя, он взрезал ножом одну из упаковок и стал набивать свои карманы пачками евро. Деньги были совсем новенькие, будто только что вышли из-под печатного станка. Сэр усомнился в подлинности евро и решил наутро их опробовать. Говорить о своей находке он никому пока не стал, кроме Виталика, с которым был в кентах. Виталик вначале не поверил Сэру, но когда тот вынул и кармана пачку евро и помахал перед носом кореша, Виталик загорелся…