Валютная могила
Шрифт:
– Только давайте по порядку, – предупредил меня полковник Вересков. – Не будем валить в одну кучу бомжей и вагоны.
– Давайте, – согласился я. – Вопрос первый: как вы объясните повышенную смертность вокзальных бомжей в последние две недели?
– В этом нет ничего удивительного, – начал полковник. – Имеющиеся условия жизни этих людей, а вернее, отсутствие этих условий просто предполагают повышенную смертность.
– К тому же антисанитария, пьянство и питание некачественной пищей также сказываются на смертности бомжей не в лучшую сторону, – добавила полковник Носова.
– Конечно,
– К сожалению, образ жизни, который ведут эти люди, провоцирует их на антисоциальное поведение, – с неизбывной печалью в голосе ответила Носова. – Живут бомжи группами, стычки между этими группами за участки, на которых они собирают бутылки, банки и прочее, довольно часты и нередко заканчиваются смертельным исходом. Но следственное отделение линейного отдела всегда реагирует на подобные действия. Только в течение этого года нами раскрыто восемнадцать дел по хищениям багажа граждан, а всего принято и рассмотрено за этот год более двухсот заявлений граждан…
– Речь идет не о хищениях или славной статистике линейного отдела, – перебил ее я. – Речь идет о безнаказанных убийствах бомжей, причем одинаковым способом: им просто кто-то профессионально перерезает горло.
– Не стоит увлекаться сбором слухов и недостоверной информации, господин Русаков, – произнесла полковник Носова поучительным тоном. – Нам, конечно, известно ваше участие в раскрытии убийства известного и популярного актера Санина. Честь и хвала вам за это…
– Да, вы проявили в этом деле большое мужество и вели себя очень достойно, – поддакнул полковник Вересков.
– Но в деле, за которое вы взялись теперь, – продолжила Евгения Валентиновна, неодобрительно покачав головой, – поверьте, никакой сенсации не будет. Вам ведь нужна сенсация, верно? – Она насмешливо посмотрела на меня, но среди смешинок в ее глазах я увидел и искорки тревоги…
– Вы говорите о слухах и недостоверной информации, – ответил я, придав своему голосу холодное спокойствие. – Значит ли это, что вам ничего не известно о тех смертях бомжей, которым было перерезано горло? Мне, к примеру, известно о четырех таких случаях. А еще известно то, что найдены эти несчастные бомжи были – по крайней мере, трое из четырех – с засунутыми в рот сотенными купюрами евро… Что же касается сенсации, за которой я, по вашим словам, охочусь, то она в этом деле непременно будет…
– Ах, как же нынче наша пресса охоча до разного рода сенсаций! – криво усмехнулась Носова. – Ну, прямо хлебом не корми…
– Так известно вам об этих смертях или нет? – сухо спросил я.
– Все случаи насильственных смертей нам, конечно, известны, – заговорил полковник Вересков. – И смею вас заверить, наше следственное отделение со всеми ними разберется в надлежащей мере.
– Значит, расследование по этим смертям ведется?
– Конечно!
– А каким образом?
– Как и положено, – ответил начальник линейного отдела. – Ведутся определенные следственные действия. Это осмотр место преступления, допрос, назначение и производство экспертизы… – принялся он загибать пальцы.
Тут я снова мог бы задать вопрос: «И что именно выявлено?» Но делать этого не стал, потому что получил бы ответ: «Кое-что уже есть». После чего полковник сослался бы на тайну следствия. И это был бы тупик. Поэтому, подумав, я спросил другое:
– А как, простите, могут вестись определенные следственные действия, если на руках вашего следственного отделения нет ни одного трупа этих зарезанных бомжей?
– То есть? – сморгнул полковник Вересков, а Евгения Валентиновна свела бровки к переносице и пристально посмотрела на меня.
– Трупы названных мною бомжей, которым неизвестный профессионал перерезал горло, а потом троим из них, а может, и всем четверым засунул в рот по сотенной евро, уже погребены, – твердо проговорил я. – На кладбище…
– На каком кладбище? – переглянулись мои собеседники.
– На кладбище бомжей, – ответил я, копчиком уже чувствуя приготовленный мне сюрприз.
Евгения Валентиновна рассмеялась, вслед за ней улыбнулся и полковник Вересков:
– Нет никакого кладбища, господин Русаков. Нет и не было. Да и не могло быть…
– Но я же собственными глазами видел кладбище бомжей на складском пустыре недалеко от кирпичной стены, – заявил я не без волнения.
– Видели? – удивился полковник Вересков. – Это вряд ли. Как вы могли видеть то, чего нет?
– Наверное, вам об этом рассказали сами бомжи? – с ноткой снисходительности в голосе добавила Евгения Валентиновна. – Ну, так они еще и не то вам расскажут, лишь бы вы раскошелились и дали им на водку. Я бы не советовала верить всему, что они говорят.
– То есть и своим глазам мне не верить? – нахмурившись, спросил я.
На это Евгения Валентиновна мягко улыбнулась, а полковник Вересков молча развел руками.
И тут до меня дошло. Конечно, никакого кладбища уже нет. После моего визита к майору юстиции и его доклада об этом начальству последнее крепко подсуетилось и ликвидировало кладбище. Выходит, что такое кладбище существует, все же было известно линейному отделу…
Я посмотрел в глаза полковнику Верескову. Он выдержал мой взгляд без всякого напряжения. Конечно, он и госпожа Носова подготовились к моему сегодняшнему визиту. Хорошо подготовились, основательно. И теперь наверняка думают, что уделали меня. Теперь вся надежда оставалась на Степу: успел он заснять это кладбище или не успел. Если не успел, то «черные» полковники и правда меня уделали.
Поначалу я хотел блефовать и заявить им, что у меня есть видеоматериал, на котором запечатлено это кладбище, но потом раздумал. Пусть считают, что провели меня. До того момента, пока не появится передача…
– Да, оперативно вы сработали, – все же не сдержался я. – Можем ведь, когда хотим, а? – И молча обвел господина полковника и госпожу полковницу взглядом, которому мне удалось придать некую бесшабашную веселость. Это обоих слегка озадачило, но, увы, не более того. – Хорошо. А что вы можете рассказать о вагоне с евро, загнанном в тупик и стоящем там уже весьма продолжительное время?