Валютная могила
Шрифт:
И все же – кому?
А что, если и эти вагоны и правда стоят на станции уже полтора года? Даже если и меньше, то все равно между этими вагонами и «Боингом» в Лондоне прослеживается какая-то связь.
А может, подобные «Боинги» или товарные вагоны с евро стоят и ждут своего часа не только в Лондоне и Москве, но и в Нью-Йорке, Берлине, Вене, Париже, Риме? Ну, тогда это уже не государственный переворот, а…
Мама родная! Куда я залез?!
По моему телу начинают бегать мурашки. На несколько мгновений я даже забываю, зачем сюда пришел. И все же (начатое дело надо доделать – это правило незыблемо при любых обстоятельствах) я залезаю в вагон и начинаю снимать. После чего спрыгиваю, снимаю сам вагон, потом все четыре сцепленных между собой вагона, закрываю
Мне вдруг становится тревожно. Я оглядываюсь, но никого не вижу.
Интересно, что будет дальше, когда мы выпустим первую передачу новой программы.
Осторожно, проверяясь, как это делают в кино опасающиеся слежки шпионы и бандиты, я топаю обратно.
Выйдя к вокзалу, я чувствую на себе чей-то тяжелый взгляд. Он буквально прожигает мой затылок. Я оборачиваюсь и вижу возле одного из киосков человека в сером костюме. Он смотрит на меня, не отрываясь и не боясь, что я его замечу. Конечно, они меня срисовали еще у вагона. Очевидно, у них имеются наблюдатели, которые не спускают глаз с этого вагона или вагонов. Может, они следят за ними через спутник, есть такая система GPS. А на меня они вышли через мой телефон. Сейчас это просто. Тем более, располагая такими бабками, какие имеются у них. Это значит, что по мобильному телефону звонить нельзя. И если делать какие-то звонки, то через телефоны-автоматы. Хотя тоже нет никакой гарантии, что не вычислят. Покупать всякий раз новую симку? Вынимать аккумулятор? На какое-то время можно, наверное, освободиться от их контроля. А потом они придумают что-нибудь новенькое…
Наши взгляды пересеклись. Он смотрит на меня изучающе. Пытается запомнить. Впрочем, почему «пытается»? Он уже меня запомнил. Я тоже откладываю его лицо и взгляд в ячейку памяти, которая не подлежит забвению. Так мы и смотрим друг на друга, пока враз не отворачиваемся. «Смотрины» закончились…
Все. Теперь, похоже, с меня не слезут. Пока не полоснут ножиком по горлу и не засунут в открытый в предсмертном крике рот сотенную купюру евро.
«Нет, мне ее, наверное, не засунут. Ведь я не взял ни одной пачки…»
Это я подумал или сказал вслух?
Я смотрю на киоск, возле которого стоял минуту назад господин в сером костюме. Его уже нет, конечно. Ушел. Или спрятался, чтобы продолжать следить за мной, выжидая удобный момент, чтобы меня прикончить.
Это не он ли режет бомжей и полицейских ножиком, засовывая потом в раскрытые рты по банкноте евро?
Я ежусь от неприятного озноба. Мне как-то нехорошо, даже подташнивает немного.
Это все нервы. Надо держать себя в руках.
Но как, когда над тобой завис топор гильотины? Или приставлен к горлу нож киллера?
А-а, выбор-то все равно уже сделан. И отступать уже некуда. Значит, надо идти вперед. И поменьше думать о том, что будет дальше. Не забывая об осторожности.
Все.
Пора звонить Володьке…
Глава 10. Мои обоснованные опасения, или О чем мне рассказал Володька Коробов и что я домыслил самостоятельно
С Володькой Коробовым мы были знакомы давно. Приятельствовали, еще учась в университете, правда, друзьями тогда нас назвать было все же нельзя. Ну, пировали несколько раз в одной компании, симпатизировали друг другу, но – не более.
Друзьями мы стали после раскрытия дела об убийстве в собственной квартире известного актера Игоря Санина. Коробов, как следователь Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации, вел свое расследование, а я, как тележурналист канала «Авокадо», – свое. И наши пути естественным образом пересеклись. Более того, завершали это дело мы с ним вместе. И нашли убийцу актера – тоже вместе.
Конечно, встречались мы с Володькой не так часто, как хотелось бы, но иногда помогали друг другу, делясь информацией по тому или иному делу, насколько ему позволяла его должность, а мне – качество и количество самой информации. В последнюю нашу деловую встречу я оставил Коробова своим должником, сдав ему убийцу доктора биологических наук Рудольфа Фокина и лаборантки Зои Калмыковой из Института неврологии имени Кожевникова при МГУ. Дело Володькой Коробовым и, что самое главное, с моей непосредственной помощью было раскрыто. Более того, его после этого весьма громкого дела повысили, и он из старшего следователя сделался в своем Управлении следователем по особо важным делам, что весьма и весьма круто. Так что должок за ним остался довольно-таки весомый. Кроме того, мы с ним давно не сиживали в «Мечте» – нашем, можно сказать, любимом месте деловых и просто дружеских встреч. Поэтому я, найдя таксофон и используя социальную карточку, набрал Володькин номер и стал ждать. На первый звонок он не отозвался. В принципе я тоже «не беру трубку», когда мне звонит неизвестный мне абонент: ошибся кто-то, случайно набрал, или я просто не хочу разговаривать со случайным человеком, может, даже и недоброжелателем… Ну, и так далее. На второй звонок я уже отвечаю, поскольку он уже редко бывает случайным: а вдруг кто-то звонит по делу, которое мне интересно.
Ответил и Володька:
– Слушаю вас.
– Володь, это я.
– Кто – я? – не узнал мой голос Коробов.
– Русаков, – сказал я, понизив голос.
– Привет, Старый! – Володька, похоже, был мне рад. – Богатым будешь!
– Ты мне можешь не поверить, но я уже богат. С такими-то деньгами… И не знаю, что с этими деньгами делать. Вот решил твоего совета просить.
– Ха-ха! Все шутишь. А ты откуда это звонишь?
– Из автомата. Надо встретиться.
– Где? – не стал расспрашивать меня «почему да как» Володька.
– В «Мечте», в шесть.
– В семь, – тотчас перебил нашу свиданку на более поздний срок Коробов.
– Хорошо, в семь, – согласился я. – Отбой.
Я положил трубку и огляделся, нет ли поблизости человека в сером костюме. Никого не заметив, кто бы проявлял ко мне какой-либо интерес, я двинул было домой, и тут у меня перед глазами предстали следующие картинки…
Я подхожу к своему дому, вхожу в подъезд, начинаю подниматься по лестнице, а на меня сзади набрасывается человек, запрокидывает голову и перерезает мне горло. Кровь хлещет ручьем, заливает пиджак и рубашку, я пытаюсь ее как-то остановить, но лишаюсь сознания и падаю. Лежу я недолго, поскольку бессознательное состояние сменяется параличом сердца, гибелью мозга и, в конечном итоге, отлетом души. А то, что лежит на ступенях в луже крови, – уже не я, а некто или нечто, что зовется трупом…
Или: я вхожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице или в лифте, выхожу на своей площадке, начинаю открывать дверь ключом, и тут на меня сзади набрасывается невидимый мне человек, запрокидывает голову и перерезает мне горло. И так далее…
Или вот: я открываю дверь, вхожу в квартиру и только собираюсь включить свет, как тут на меня сзади…
Тьфу ты… Наверное, домой мне нельзя. И, вообще, оставаться одному нельзя. Надо все время быть на людях, чтобы исключить возможность подобраться ко мне человеку в сером костюме. Ведь бомжи и капитан полиции Сан Саныч Лакшин были убиты именно тогда, когда находились в одиночестве, и убийцу никто не видел.
Ладно. Пока принимаю такое решение: не оставаться одному ни при каких обстоятельствах. До семи вечера не так уж и много. Поброжу по улицам, зайду в пару-тройку магазинчиков попроще, куда меня пустят в бомжеватом прикиде. Заодно и посмотрю, не следит ли кто за мной…
А где я буду ночевать?
Может, позвонить Ирине и напроситься к ней? Но если даже мама ее и в отъезде, все равно к ней нельзя. Нельзя впутывать Ирину в мои дела, иначе я буду волноваться не только за себя, но и за нее. Это будет сильно мешать мне. К тому же в данное время я – бомж, и в таком виде появиться перед Ириной как-то не комильфо…