Вам вреден кокаин, мистер Холмс
Шрифт:
— Спросите еще что-нибудь, — тихо подсказал Холмс. Его глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, как голова кобры капюшоном, но я знал, что он бодр как никогда. Только захватывающий интерес мог заставить его принять такой сонный вид. Лишь дым трубки да то, что Холмс все-таки стоял, свидетельствовали о том, что он не спит.
— Спросите ее еще что-нибудь, — повторил он. — Ну, например, где она вышла замуж?
Фрейд повторил вопрос.
— Это было в... — Дальше она произнесла нечто очень похожее на «мясная лавка» — из-за нечеткого выговора трудно было
— Где-где? Мы вас правильно поняли?
Она кивнула. Фрейд обернулся и вновь пожал плечами. Холмс жестом попросил его продолжать.
— Так вы говорите, ваша фамилия — фон Лайнсдорф? Кто такой Лайнсдорф? Ваш муж?
— Да.
— Барон Карл фон Лайнсдорф? — Фрейд не смог скрыть недоверия.
— Да.
— Но ведь барон умер, — начал было он, но тут женщина, назвавшаяся Нэнси, вскочила, все еще не открывая глаз, но пытаясь это сделать.
— Нет!
— Сядьте, Нэнси. Сядьте. Вот так, хорошо. Очень хорошо. Теперь расслабьтесь, расслабьтесь.
Фрейд снова встал и повернулся к нам.
— Очень странно. По-видимому, ее иллюзии сохраняются и под гипнозом, что случается не часто, — сообщил он нам с многозначительным видом.
— Иллюзии? — переспросил Холмс, открывая глаза. — Почему вы считаете, что это иллюзии?
— Потому что все это бессмыслица.
— Это далеко не одно и то же. А кто такой барон фон Лайнсдорф?
— Один из самых старых аристократов империи. Кажется, двоюродный брат императора. Умер несколько недель назад.
— Барон был женат?
— Не имею ни малейшего представления. Должен признаться, я в растерянности. Мне удалось разговорить ее, но из того, что она рассказывает, нельзя понять, что же с ней делать дальше.
Он озадаченно потирал руки, пока все мы созерцали эту странную пациентку. Ее губы зашевелились вновь.
— Могу теперь я задать ей несколько вопросов? — кивнул Холмс в ее сторону.
— Вы? — Фрейд, похоже, удивился сильней, чем хотел бы.
— Если вы не возражаете. Может быть, мне удастся пролить хоть каплю света в потемках, окружающих нас.
Фрейд задумался, потом пронзительно взглянул на Холмса, ожидавшего ответа с деланным безразличием. Но я понял по ряду признаков, известных лишь мне одному, как страстно ему хочется получить разрешение.
— Скорее всего, ей это не повредит, — предположил я, — и, раз уж вы сами признались, что пребываете в растерянности, помощь вам не помешает. А моему другу случалось находить смысл и в более бессмысленных вещах.
Фрейд колебался. Видимо, ему не хотелось признаваться ни в своей неудаче, ни в том, что ему все же нужна помощь. Но, думаю, он стал догадываться, как важно это было бы для Холмса, ставшего столь не похожим на самого себя в последнее время.
— Хорошо. Только быстрее. Действие успокоительного скоро закончится, и она снова станет недосягаемой для нас.
Глаза Холмса возбужденно блеснули, но он тотчас прикрыл их и последовал за Фрейдом, чтобы занять место перед плетеным креслом.
— Один господин хотел бы побеседовать с вами, Нэнси. Он уже здесь. Вы можете говорить с ним совершенно спокойно, как со мной. Вы готовы? — Фрейд наклонился к ней. — Вы готовы?
— Д-да.
Фрейд кивнул Холмсу, тот опустился на траву перед креслом и посмотрел снизу на женщину. Руки его покоились на коленях, а кончики пальцев были соединены, как всегда, когда он выслушивал своих посетителей.
— Скажите, Нэнси, кто связал вас по рукам и ногам? — спросил он. Холмс говорил мягко, как и Фрейд. И тут я вспомнил, что точно так же Холмс успокаивал своих взволнованных клиентов в гостиной на Бейкер-стрит.
— Я не знаю.
Тут доктор Фрейд и я заметили у девушки синяки на запястьях и голенях.
— Они связали вас кожаными ремнями, не так ли?
— Так.
— А потом заперли вас в мансарде?
— Где?
— На чердаке.
— Да.
— Как долго они держали вас там?
— Я... меня...
Фрейд предостерегающе поднял руку, и Холмс понимающе кивнул.
— Хорошо, Нэнси. Забудьте об этом. Лучше скажите мне: как вам удалось бежать? Как вы выбрались с чердака?
— Я разбила окно.
— Ногами?
— Да.
Теперь и я заметил порезы с тыльной стороны на ногах женщины, обутых в больничные тапочки.
— Потом вы перерезали свои путы осколками?
— Да.
— И спустились по водосточной трубе?
Очень осторожно Холмс осмотрел ее руки. Теперь, когда он обратил на это наше внимание, мы заметили и сломанные ногти, и ободранные ладони. В остальном кисти ее рук — длинные, правильные, изящные — были удивительно красивы.
— Вы упали, не так ли?
— Да... — Голос ее опять задрожал от волнения. Она до крови закусила губу.
— Взгляните сюда, джентльмены, — Холмс встал и осторожно откинул прядь ее золотисто-каштановых волос. Собранные в узел больничной прислугой, они теперь рассыпались и приоткрыли багровый кровоподтек.
Фрейд наклонился и дал понять Холмсу, что пора заканчивать. Тот повиновался и, отступив назад, стал выбивать трубку.
— А теперь надо спать, Нэнси. Спать, — приказал Фрейд.
Она послушно закрыла глаза.
Мы идем в оперу
— Что все это значит? — потребовал объяснений Фрейд.
Мы сидели в крохотном кафе на Сенсен-Гассе, чуть севернее больницы и института патологии, куда зашли, чтобы за чашкой вкуснейшего венского кофе поразмышлять над загадкой, заданной молодой женщиной, назвавшейся Нэнси Слейтер фон Лайнсдорф.
— Это злодейство, — тихо отвечал Холмс. — Мы не знаем, что в ее рассказе правда, что нет. Не вызывает сомнений, однако, что ее, связанную по рукам и ногам, морили голодом в комнате, выходившей окнами на узенькую улочку, и что ей удалось бежать именно так, как она нам рассказала. Жаль только, что в больнице ее заставили принять ванну и сожгли всю одежду. Знать бы, как она выглядела поначалу. Нам бы это очень помогло.