Вамфири

Ламли Брайан

— А что это ты читаешь? — она присела рядом с ним и потянула к себе книгу, но он крепче сжал длинные пальцы выглядевшей очень мягкой и нежной руки и не позволил ей взять том, который читал.

— Это не для маленьких девочек, — ответил он, не меняя выражение лица.

Разочарованная неудачей, она тряхнула волосами и стала оглядываться вокруг. Комната была просто огромной и была разделена посередине, как это обычно делается в общественных библиотеках. Высокие, от пола до потолка, стеллажи были заставлены книгами. Они закрывали все стены, в которых были ниши, тоже забитые множеством томов. Пахло сыростью и пылью, старинными фолиантами. Воздух был до такой степени насыщен этими запахами, что даже дышать было страшно — казалось, если вдохнешь, легкие наполнятся буквами, словами, чернилами, частичками бумаги и клея.

В одном из углов комнаты стоял узкий неглубокий шкаф с открытыми дверцами. На ковре остался след от стремянки, указывающий, к какому именно стеллажу тащил ее Юлиан. Книги, стоявшие на его верхней полке, с трудом можно было разглядеть во мраке, царившем под потолком, затянутым пыльными нитями паутины. Однако в отличие от книг, ровными рядами расположенных на нижних полках, книги наверху стояли кое-как, лежали неаккуратными стопками. Такое впечатление, что пользовались ими часто и перебирали совсем недавно.

— Вот как? Значит, я маленькая девочка? А ты кто же тогда? Между нами всего лишь год разницы... — Она подошла к стремянке и стала подниматься наверх.

Кадык у Юлиана дернулся, он отбросил в сторону книгу и вскочил на ноги.

— Оставь в покое верхнюю полку, — ровным голосом произнес он, подходя к лестнице.

Не обращая на него никакого внимания, Хелен принялась вслух читать названия книг.

— Коатес. «Магнетизм человека, или Как гипнотизировать»... Фу! Ерунда какая-то! «Ликан...» «Ликантропия...» Это еще что? «Эротические откровения»... — Она восторженно захлопала в ладоши. — Это что, непристойные картинки, Юлиан? — Взяв книгу с полки, она раскрыла ее и тихо вскрикнула. Черно-белые рисунки на открывшейся странице были скорее отвратительными, чем эротическими.

— Положи на место! — прошипел стоявший внизу Юлиан.

Поставив книгу обратно, Хелен стала читать другие заглавия:

— "Вампиризм!" Ого! «Сексуальные возможности сатиров и нимфоманок», «Садизм и другие сексуальные отклонения», «Существа-паразиты»... Какое разнообразие! На этих старых книгах совсем нет пыли. Ты что, часто читаешь их, Юлиан?

— Слезай оттуда! — приказал он и тряхнул лестницу. Голос его был очень тихим, но в нем прозвучала угроза, при этом он был таким низким, почти утробным, какой ей никогда прежде не приходилось слышать. Он мог принадлежать взрослому мужчине, но не юноше. Хелен взглянула на него сверху вниз.

Юлиан стоял прямо под ней, его поднятое кверху лицо находилось где-то на уровне ее коленей. Глаза походили на две черные дыры, проделанные в нарисованном на бумаге лице, а зрачки отсвечивали подобно черному мрамору. Она внимательно всматривалась в это лицо, но никак не могла встретиться с Юлианом взглядом, потому что он избегал смотреть на нее.

— Что ж, теперь я верю, что ты действительно испорченный молодой человек, Юлиан, — стараясь поддразнить его, сказала Хелен. — Эти книги... и все остальное... — Теперь она была довольна, что из-за жары надела короткое платье.

Он отвернулся, провел рукой по лбу и отошел.

— Ты... ты хотела сходить на скотный двор... — Голос его вновь стал мягким и тихим.

— А можно? — Хелен спрыгнула с лестницы. — Я обожаю старинные коровники. Но твоя мама говорила, что это небезопасно.

— Думаю, что вполне безопасно, — ответил он. — Джорджина беспокоится по любому поводу. — С самого детства он называл мать Джорджиной, и она никогда против этого не возражала.

Они прошли по неприбранному дому. У самого выхода Юлиан извинился и сказал, что должен на минутку зайти в свою комнату. Когда он вернулся, на нем были темные очки и мягкая шляпа с широкими полями.

— Ты выглядишь прямо как бледнолицый мексиканский разбойник, — сказала шедшая впереди Хелен. Вместе с вертящимся под ногами щенком они направились на скотный двор.

В действительности он представлял собой обычную каменную пристройку, внутри которой деревянный настил на высоких столбах образовывал нечто вроде сеновала. Рядом находились конюшни, совершенно заброшенные, представлявшие собой не более чем скопление прижавшихся друг к другу полуразрушенных строений. Еще пять или шесть лет назад Бодеску позволяли местному фермеру держать здесь зимой своих лошадей. В коровнике он хранил для них сено.

— И зачем вам такое большое поместье? — спросила Хелен, когда они вошли в коровник, внутри которого в лучах солнечного света плясали пылинки, а в углах копошились и скреблись мыши.

— Что ты сказала? — не сразу откликнулся Юлиан, мысли которого в этот момент витали где-то далеко.

— Я говорю о поместье, обо всем поместье в целом. И об этой высокой каменной стене вокруг. Сколько у вас земли внутри этих стен? Около трех акров?

— Больше трех с половиной, — ответил он.

— Огромный неуютный дом, старые конюшни, коровники, заросшие пастбища и даже тенистый густой лес, по которому можно гулять, любуясь красками осени! Я спрашиваю, зачем нужно такое большое пространство для жизни двоих самых обычных людей?

— Обычных? — удивленно переспросил он, влажно блеснув глазами за толстыми линзами очков. — Значит, ты считаешь себя обычным человеком?

— Конечно.

— А я нет. Я считаю, что ты вполне уникальная личность. Как, впрочем, и я, и Джорджина, и другие, — все мы непохожи друг на друга. — Он говорил, судя по всему, совершенно искренне, даже несколько агрессивно, как будто стараясь заранее предупредить любые возможности возражения со стороны Хелен. Потом вдруг успокоился и пожал плечами. — Так или иначе, речь не идет о том, нуждаемся мы в таком поместье или нет. Оно наше, вот и все.

— Но откуда оно у вас? Я уверена, что вы не могли купить его. Ведь на свете столько мест, где жить намного... ну, скажем, легче.

Огибая сваленные в кучи старые сланцевые плитки и перешагивая через разбросанный по вымощенному полу сломанный и ржавый инвентарь, Юлиан подошел к подножию деревянной лестницы.

— Вот он, сеновал, — сказал он, обернувшись и обратив к Хелен внимательный взгляд темных глаз. Она не могла их видеть, но всем существом чувствовала этот взгляд.

Он двигался иногда так плавно, что казалось, будто он ходит во сне. Именно таким образом он осторожно, шаг за шагом, стал подниматься по ступеням.