Вампилов
Шрифт:
Любопытно, что даже опубликованные свои пьесы он всегда тщательно правил перед тем, как подарить. Он садился к столу, чтобы надписать книжку или журнал (а надписи эти часто были прелестны своей шутливой вампиловской интонацией), и вдруг замолкал, листая страницы и что-то вписывая в текст…
Для него в драматургии ничто не могло быть случайным или проходным. Каждое слово как бы имело свой вкус, вес и даже цвет, а главное — не могло быть заменено никаким другим».
Это точное замечание постоянно держишь в уме, читая и переписку драматурга с Иллирией Граковой, редактором издательства «Искусство». Несмотря на разнос, устроенный пьесе «Старший сын» чиновниками Управления культуры при Мосгорисполкоме, почти в те же дни Гракова
А осенью, после премьеры спектакля в Иркутском театре, он посылает Граковой новые важные поправки, внесенные в текст пьесы.
«Лиля! Тут в Иркутске я участвовал в подготовке спектакля, в тексте появились изменения по объему незначительные, но весьма существенные по смыслу. Например. Хорошо бы одну страничку вставить, одну сократить, несколько реплик убрать, несколько вставить. Поздно или еще есть время? Можно ли поправить это в верстке? Когда она будет? Спектакль здесь понравился, идет хорошо».
«Спасибо, что ты откликнулась. Посылаю тебе исправления. Многие из них принципиальны — особенно вставка на первой странице (эпизод Сарафанов — Сосед), остальное — сокращения и уточнения, но тоже необходимые. Я думаю, все это надо поправить даже если и за мой счет — все равно надо. Прости, что задаю тебе лишнюю работу».
И все эти заботы о точности, выверенности каждой сцены и каждой строки в условиях чиновничьего (да и столичного театрального) отторжения, постоянного безденежья! Как просьбу о подаянии с болью за драматурга и возмущением к разного рода запретителям читаешь строки Вампилова, обращенные к той же Иллирии Сергеевне в 1969 году: «Лиля, нет ли сейчас возможности заключить договор[56] и что-нибудь получить? Что, интересно, по этому поводу думает Маликов[57] и другое руководство?» И когда Гракова, ставшая, как и Якушкина, подлинным другом Александра, добилась заключения договора с автором, Вампилов сразу же с благодарностью написал ей: «Получил договор, приободрился. Бедному, замордованному автору, если дальше это пойдет благополучно, — просвет, а доблестному редактору и либеральному начальству за их благодеяния воздастся не только на небе, но и на земле. А как же?»
В начале 1970 года Вампилов снова вдали от дома и семьи: драматурга, как он давно понял, кормят ноги. В столичных ведомствах разрешение на московские постановки пьес получить не удается, в «главных» театрах тексты или пылятся в архивах, или их «читают» (месяцами!) режиссеры. После бесплодных дней в Москве Вампилов берет путевку в писательский Дом творчества в Крыму. Оттуда он сообщает жене:
«Я в Ялте уже третий день, дышу южным воздухом и жирею за счет Литературного фонда. Зимы тут никакой нет, на дворе то ли осень, то ли весна — тут не поймешь. Пока, впрочем, большей частью пасмурно, воздух очень уж влажный, у меня побаливает голова, думаю, от этого, от непривычки.
Работаю. В Москву без пьесы не вернусь[58]. В Москве кое-что успел: получил деньги[59] (отправил вам почтой), вычитал верстку книжечки[60]. Самые хлопотливые дела — с театрами — впереди».
И через короткое время уже из Москвы:
«Дела мои до сих пор неопределенны. В театре с “Анекдотами”[61] все нормально, но придираются власти, и неизвестно, когда будет высочайшее их разрешение на постановку, а значит, и 50 процентов гонорара. Я дождусь, что они решат, и сразу же приеду домой. Это будет теперь уже скоро.
Как вы живете? Как Ленка? Я скучаю по тебе, по ней, по всем вам. Как здоровье мамы? Каковы твои виды на сессию?
Я здесь болел гриппом, теперь у меня ячмень, настроение паршивое, изо дня в день обивание порогов и телефонные переговоры — пропади все это пропадом. Заканчивай университет, поедем с тобой на два года в деревню — отдохнуть и переждать эту гнусную ситуацию.
У вас, я знаю, нет денег, попросите у Миши, пусть выручает, думаю, впоследствии я сумею его отблагодарить. Что Ленка? Здорова ли она?
Напиши мне немедленно. Целую тебя и всех вас. Александр».
* * *
Разрешение на постановку «Старшего сына», выданное Министерством культуры РСФСР Иркутскому драматическому театру, видимо, открыло дорогу пьесе и на ленинградские сцены. Во всяком случае, весной 1970 года за ее постановку[62] взялся молодой режиссер Театра драмы и комедии на Литейном Ефим Падве. Он был учеником Георгия Товстоногова. В городе на Неве Ефим окончил Институт театра, музыки и кинематографии в составе курса, который вел прославленный мастер, главный режиссер БДТ. «Школа» Товстоногова чувствовалась и в постановке спектакля по пьесе Вампилова. В отличие от калининского режиссера Ю. Николаева Падве заглянул, так сказать, в глубины текста, показал нравственную подоплеку поступков каждого героя, увидел в их судьбе и поведении не «эксцентрическую интригу», не «нарочито условную», а подлинную жизнь, позволяющую людям выбирать между добром и злом, быть душевно отзывчивыми или оставаться душевно глухими.
Е. Падве написал теплые воспоминания об авторе комедии, но, к сожалению, не рассказал, как труппа работала над спектаклем, каким было отношение актеров к пьесе молодого драматурга из Сибири. Тем не менее несколько строк из публикации режиссера стоит выписать, хотя бы для того, чтобы узнать, каким оставался Вампилов в тяжелые годы своей жизни:
«Друзей у Саши было мало. Так мне казалось. Знакомых много. Очень много. Больше, мне кажется, случайных. Театральных и нетеатральных. Именитых и возникших в номере гостиницы… на один вечер, которых ни он сам, ни другие больше никогда не видели. Дружбу держать умел. Причем с людьми совершенно разными…
Ни под кого не подстраивался. Всегда оставался самим собой. Интуиция точно подсказывала, кто чего стоит. Внутренних ощущений никогда не высказывал. Вернее, очень редко… Был ли он оптимистом? Нет! Не был. Глаза были чаще грустные. Даже когда брал гитару и пел…»
На премьеру спектакля откликнулся журнал «Театр». В первом номере за 1971 год под рубрикой «Театральный дневник» редакция напечатала рецензию Г. Бродской. В первых строках публикации автор отметила: «Пьесы Вампилов пишет интересные и необычайно театральные. На спектакль “Свидания в предместье” Ленинградского театра драмы и комедии трудно попасть».
И все же рецензия не дает представления об особенностях самой пьесы. Эта комедия в большей степени, чем напечатанные ранее в журнале «Театр» пьесы «Дом окнами в поле» и «Прощание в июне», выявила суть вампиловского таланта: утверждать в человеке его предопределенную Богом сущность. На этот раз — братство, которое передается не по родству, а по духовной близости, и живет в человеке как высшая благодать, как главная земная красота.
Опять жизнь героев пьесы «снижена» рецензентом до остроумной смены парадоксальных событий. «Закрутилась веселенькая история, из которой не выпутаться, с подслушиванием и подсматриванием, как в порядочном водевиле, с игрой на одураченного партнера — доверчивого Сарафанова и с тщетными попытками выбраться, улизнуть — за его спиной.