Вампир, мон амур!
Шрифт:
– Ну что ты, что ты, бусинка моя! – Кирилл удивленно заглянул в налившиеся слезами родные глаза. – Что ты так разволновалась?
– Не знаю. – Лана уткнулась носом в теплую подключичную ямочку. – Как-то накатило вдруг, аж сердце зашлось. Словно беда какая-то приближается…
– Я слышу. – Кирилл погладил задрожавшие плечи.
– Беду?
– Нет. Твое настроение слышу. Ты просто устала, Олененок, сегодня был трудный день. Пойдем домой.
– Так ты точно ничего плохого не чувствуешь?
– Ничего, кроме твоего беспричинного
– Это хорошо.
Действительно хорошо, потому что гнетущее чувство надвигающейся беды порядком вымотало сегодня Лану. Откуда и в какой момент оно появилось, девушка не помнила, но давило весьма ощутимо, до темноты в глазах.
Но раз Кирюшка говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть. Она просто ошиблась в идентификации собственных чувств.
Потому что Кирилл на самом деле «слышит» людей. После того как старый волхв вытащил его несколько лет назад из-за грани бытия, у мужчины проявилась способность ощущать скрытые эмоции и чувства людей как свои, и с тех пор обмануть Кирилла Витке было невозможно.
Хотя нет, возможно, если напоить его, вот только одна проблемка для желающих – Кирилл с момента своего второго рождения не пил. Крепких напитков не пил, а нажраться в сопли хорошим вином довольно сложно.
Напряжение, злость, страх, ненависть, презрение – все это Кирилл теперь «слышал». Как, впрочем, и радость, счастье, нежность и любовь.
И тяжесть от чужого негатива стократ компенсировалась двойным наслаждением от взаимной любви.
– Ну что, Олененок, – прошептал он, щекоча губами маленькое ушко, – дома поужинаем или в ресторанчик заедем?
– Дома надо еще приготовить, а я проголодалась, не хочу ждать… Кирилл, что с тобой? – Лана с недоумением посмотрела на замершего вдруг мужчину.
– Погоди. – Они как раз подошли к лифту, и Кирилл собрался нажать кнопку вызова, но не нажал.
Он прикрыл глаза и несколько мгновений стоял неподвижно, словно прислушиваясь.
Собственно, почему «словно»? Лана уже не раз видела такое – Кирилл действительно «слушал». Поэтому она не задавала больше ненужных вопросов и терпеливо ждала.
Если честно, не очень терпеливо, растаявшая было тревога снова накрыла девушку удушливым покрывалом, кончики пальцев похолодели, а сердце трусливо замерло.
К счастью, ступор Кирилла продолжался совсем недолго, секунд тридцать, не больше. Вот он открыл глаза, нахмурился и задумчиво произнес:
– Странно.
– Что странно?
– Откуда столько боли?
– Боли?! Кто-то поранился?
– Нет, боль не физическая, – Кирилл нервно дернул щекой. – Душевная.
– А-а-а, ты услышал чье-то разбитое сердце! – облегченно вздохнула Лана. – Фу ты, напугал! Ну да, жалко, конечно, страдальца или страдалицу, но это не смертельно. Раньше, во всяком случае, ты на это внимания не обращал, верно?
– Если бы я реагировал на все любовные томления, я бы давно свихнулся, – покачал головой мужчина. – Нет, это другое. Знаешь,
– Господи, что же это такое может быть? – растерянно прошептала девушка.
И вдруг… Догадка наотмашь хлестнула по сердцу, по оголенным нервам, по изболевшейся душе. Не зря ведь она тоже весь день мучилась от маеты.
– Кирилл, – Лана покачнулась и судорожно вцепилась в руку мужчины. – Это… Это… Папа узнал!
– Что узнал? – не сообразил тот.
– Про маму… Ничего не кончилось, понимаешь?!
– Ты думаешь… – Кирилл страдальчески поморщился. – Нет, откуда? Ведь совсем недавно врачи сказали, что рак больше не вернется!
– Пойдем! – Лана схватила его за руку и потянула за собой. – Скорее!
– Куда?
– К папе! В его кабинет! Он там сидит сейчас совсем один, ему плохо!
– Погоди, может, сначала позвоним?
– Кому, маме?
– Нет, но… Да послушай же!
Но Лана ничего не желала слушать. Разум отключился, раскалившись от ужаса, от одной мысли, что мама… Что она…
Ноги вслед за кончиками пальцев тоже пытались онеметь, Лана споткнулась раз, другой, зашипела от злости, оттолкнула руки Кирилла, заботливо поддержавшие ее за плечи, кроваво-красная пелена отчаяния затопила уже не только разум, но и зрение, девушка неслась вперед, не разбирая дороги.
Пока с размаху не влетела в чью-то широкую, надежную грудь. Знакомую такую, уютную, пахнущую любимым парфюмом отца.
– Господи, Лана, ты куда так летишь, разметав всех на своем пути? – и голос папин, спокойный, немного насмешливый. Правда, в следующую секунду интонация сменилась на встревоженную: – Девочка моя, что случилось? Почему ты плачешь?
Она плачет? Разве?
– Кирилл, ты хоть не молчи! – Мирослав Здравкович прижал к себе дочь и растерянно посмотрел на ее спутника. – Что произошло?
– Ничего, – смущенно почесал затылок тот.
– От «ничего» в истерике не бьются.
– Просто… Просто Лана решила, что… Ну…
– Да что ты мнешься, словно пацан на первом свидании!
– Я подумала… – Лана подняла залитое слезами лицо, внимательно всмотрелась в отцовские глаза, облегченно вздохнула и улыбнулась. – Я ошиблась, ура!
– Прекратите говорить загадками!
– Папик, я даже озвучивать не хочу, что именно мне показалось.
– Ах, вот ты о чем, – дернул щекой Мирослав. – И откуда вдруг взялись такие мысли, позволь поинтересоваться?
– От усталости, наверное. Мне целый день сегодня как-то не по себе.
– Но в течение этого дня ты не металась с совершенно обезумевшим видом по коридорам! – теперь уже отец начал нервничать. – Немедленно признавайся, что ты узнала? Тебе мама позвонила, да?
Кирилл понял, что пора вмешаться, иначе отец с дочерью, измотанные недавней бедой, коллективно понапридумывают себе несуществующих ужастиков: