Вампир в Атлантиде
Шрифт:
Некоторое время они шли молча, но эта тишина была уютной. Дэниел радовался возможности просто оставаться рядом с Серай так долго, как только получится. Пока она не поймет, что жить с чудовищем — это не лучший выбор. Однако странно, что Серай не хочет разговаривать — и это после тысячелетий молчания. Вампиру хотелось услышать ее голос, но он не знал, что сказать.
Дэниел легко перепрыгнул через лежавшее на дороге бревно и подал руку Серай. Она вложила свою ладонь в его, и от этого прикосновения электрический разряд пронзил Дэниела, но
Дэниел и сам не знал, на что больше надеется.
— Сейчас «Император» не двигается, — произнесла Серай, перешагнув через бревно. Руку она так и не отняла — хороший знак. — Расскажи, чем ты в последнее время занимался, — попросила принцесса. — Ты давно очнулся от спячки? Когда начал работать с Конланом и Вэном? Как стал Прайматором?
— Осторожнее с желаниями — могут и сбыться, — пробормотал вампир, думая, что прежнее молчание, похоже, оказалось не таким уж и плохим вариантом.
— Что? — Серай задрожала, поэтому Дэниел остановился, вытащил из рюкзака куртку и протянул ей.
— Ничего. Ночами здесь бывает довольно холодно.
Серай застегнула куртку и посмотрела на спутника, вопросительно приподняв бровь.
— Вот как? Думаешь, разговор о погоде заставит меня забыть о моих вопросах?
Дэниел двинулся дальше.
— Мы уже близко?
— Нет. Если будем и дальше идти с такой скоростью, то, наверное, потребуется еще около двух часов. Ты как раз успеешь рассказать о себе.
— Хорошо, расскажу, но тогда ты должна в подробностях объяснить, как превращаешься в саблезубого тигра.
— Отлично, — с улыбкой ответила Серай. Она отняла руку, и Дэниел автоматически снова схватил ее, только потом осознав, насколько привык к близости принцессы, к тому, что можно коснуться любимой, держать ее.
И когда Серай его покинет, эта привычка сделает расставание невыносимым.
— Я скитаюсь по земле последнюю тысячу лет или около того, — сказал Дэниел. — Когда очнулся от спячки, то помнил все уроки, преподнесенные мне судьбой. Но мои цели изменились.
— Цели?
— Искупление, а не месть, — тихо ответил вампир. Слова, которые просто произнести. Так просто. И гораздо сложнее воплотить в жизнь.
— Тебе за многое пришлось расплачиваться?
— Да. За слишком многое. Мне никогда не удастся искупить все свои грехи, так что не стоит и надеяться на прощение, — подтвердил Дэниел. — Я не могу говорить о тех темных днях после исчезновения Атлантиды, Серай. Прости, но не могу. Ни с тобой, ни с кем, но особенно — не с тобой. Не хочу видеть, как ты осознаешь, насколько я изменился, как поймешь, что я стал чудовищем.
Серай нахмурилась.
— Ты же не думаешь, что… Подожди, а потом? Когда ты искал искупления — что ты делал? Мир уже тогда совершенно изменился, даже всего лишь тысячу лет назад. Где ты был?
Она остановилась завязать
— Я жил в Европе. Очень плохие времена. Вампиры по всему миру открыто захватывали и убивали людей. Страх и суеверия, отсутствие достойного слаженного противостояния — все это добавило мрачных красок и без того очень тяжелой странице истории.
— Похоже, «очень плохие времена» — это мягко сказано.
— Меня в последнее время часто обвиняют в преуменьшениях, — признал Дэниел.
— Что ты делал?
— То немногое, на что оказался способен. Я решил, что, будучи вампиром, могу «поработать под прикрытием» — притворился, будто я просто еще одно чудовище, жаждущее повеселиться, попив чужой крови. Получив доступ в определенные круги, я, скажем так, сменил режим.
— Ты убил их, — уточнила Серай, посмотрев на Дэниела и отведя взгляд.
— Да, я их убил. Еще больше крови на моих руках, — жестко ответил вампир.
— Я бы сказала, что на твоей совести спасенные жизни, — возразила атлантийка. — Ты их учитываешь, когда составляешь список своих прегрешений? Жизни, которые ты спас, остановив убийц?
— Я не веду подсчеты, Серай. Ты не понимаешь. Спасение нескольких жизней не искупает совершенного мною прежде.
Она замерла, а заодно заставила остановиться Дэниела, так как по-прежнему держала его за руку.
— Ты спас не «несколько» жизней, а гораздо больше. Признай это. И, кажется, ты все-таки ведешь счет — только при таком странном к себе отношении запоминаешь исключительно тех, кому навредил, а не тех, кому помог.
Дэниел горько рассмеялся.
— Тех, кому я навредил? Ты имеешь в виду — тех, кого я убил? Тех, кого выпил досуха, пока в их теле не осталось и капли крови? Их?
Слезинка сорвалась с ресниц Серай и медленно скатилась по щеке — и Дэниелу захотелось вырвать себе язык за то, что накричал на нее.
— Не плачь из-за меня, принцесса. Я не стою твоих слез.
— Но это все из-за меня, — прошептала она. — Я выбрала для тебя такую жизнь. Из-за меня ты стал ночным странником, мучился от жажды крови и страдал долгие-долгие годы. Все это только моя вина. Как же ты должен меня ненавидеть.
Она упала на колени, спрятав лицо в ладонях, но Дэниел все равно слышал всхлипы, и твердый почерневший панцирь, скрывавший его сердце, треснул еще больше.
— Нет, — сказал вампир, поднимая любимую на руки. — Никогда, никогда не смей так думать. Ты подарила мне шанс жить, сделать что-то достойное. Не твоя вина, что я так грандиозно облажался.
Серай подняла залитое слезами лицо и посмотрела на спутника.
— Но ты же больше так не поступаешь. Верно? Сейчас ты делаешь мир лучше. Ты все время называешь себя чудовищем. Но даже чудовище может заслужить искупление, Дэниел. Этому нас учат сами боги. Неужели ты настолько высокомерен, что считаешь, будто заветы богов и их наставления о прощении к тебе не относятся?