Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи
Шрифт:
— Жажда власти, — коротко сказал он.
— Жажда власти? Какой власти? Не понимаю!
— Власти над людьми, у которых она отнимает жизненные силы, — с горечью сказал он. — Она была красавица и жила, отнимая жизнь у других. Отняла ее у Генри, отнимала у меня. Запускала в душу человека щупальца и пила его жизненные силы.
— Ты не простил ее?
— Нет.
— Бедная тетя Полина!
Но на самом деле Сисс не жалела тетку. Ей было только страшно.
— У меня есть сердце, я знаю, — со страстью проговорил он, прижав руку к груди. — Но оно иссохло. И душа у меня тоже есть, но где она? Что с ней стало? Она словно каменная пустыня. Ненавижу людей, которые жаждут власти над ближними.
Сисс молчала. Что она могла ответить?
Через два дня Полину нашли в постели мертвой, она приняла слишком большую дозу веронала, и ее ослабевшее сердце не выдержало.
Но она сумела нанести удар своему
Артур Конан Дойл
Сэр Артур Игнатиус Конан Дойл (1859–1930) родился в Эдинбурге в аристократической ирландской католической семье. Он получил медицинский диплом в Эдинбургском университете и в 1882 году открыл врачебную практику; к тому времени уже были опубликованы несколько его рассказов. Поскольку пациентов у Дойла было крайне мало, у него оставалось время для литературных занятий, однако некоторые рассказы той поры и такие романы, как «Торговый дом Гердлстон» и «Майка Кларк», дожидались публикации в течение нескольких лет. В 1887 году он продал «Рождественскому ежегоднику Битона» первую историю о Шерлоке Холмсе — повесть «Этюд в багровых тонах».
Хотя Конан Дойл сегодня знаменит главным образом как создатель канонической «холмсианы», не теряют популярности и его научно-фантастические романы о профессоре Челленджере, особенно «Затерянный мир» (1912) и «Отравленный пояс» (1913); первый из них стал сюжетной основой для пяти кинофильмов и вдохновил создателей многих других картин. Дойл также написал немало фантастических и «страшных» рассказов. Вероятно, его страстная увлеченность спиритизмом придала достоверности этим историям, которые не могли бы разыграться в обстоятельствах обыденной жизни.
Повесть «Паразит» представляет собой раннюю и весьма убедительную историю о психологическом вампиризме; изображенная в ней вампирша так же властвует над своей жертвой, как если бы она еженощно пила кровь из ее горла.
Повесть была впервые опубликована отдельной книгой в серии «Акме лайбрери» (Лондон: Констебл, 1894).
Паразит
I
24 марта. Весна уже вовсю хозяйничает у нас. За окном лаборатории большой каштан весь покрыт крупными клейкими почками, и они уже начинают раскрываться, показывая маленькие зеленые воланчики. Гуляя по лугам, ощущаешь, что вокруг совершается великая, безмолвная работа сил природы. Влажная земля пахнет плодородием и сладкими соками. Там и сям пробиваются зеленые побеги. Ветви напряжены — сок течет под блестящей корой; влажный, густой воздр Англии полон чуть смолистым ароматом. Живые изгороди подернуты зеленью, вдоль них бродят ягнята — всюду протекает процесс воспроизводства жизни!
Я чувствую это вокруг себя — но вместе с тем и внутри. Ведь у нас также бывает своя весна, когда мелкие сосуды расширяются, лимфа течет быстрее, железы работают активнее, и мы ощущаем душевный подъем и бодрость. Каждый год природа заново производит настройку всего механизма. Прямо сейчас я чувствую действие ферментов в моей крови, и мне хочется плясать в лучах прохладного солнечного света, льющегося в окно, словно маленькой мошке. Да я бы так и поступил, только вот Чарльз Сэдлер может прибежать сюда, наверх, чтобы узнать, в чем дело… И потом, следует помнить, что я — профессор Гилрой. Старый профессор может себе позволить быть естественным, но когда фортуна предоставила одну из лучших университетских кафедр мужчине всего сорока трех лет, нужно очень стараться соответствовать доверенной роли.
Что за чудо этот Уилсон! Если бы я мог заниматься физиологией с тем же энтузиазмом, какой он вкладывает в психологию, я бы стал по меньшей мере вторым Клодом Бернаром! [55] Вся его жизнь, все силы души направлены к одной цели. Он забывает лечь спать, когда нужно подвести итог работы, проделанной за день, а утром, проснувшись, составляет план исследований на сегодня. И все же за пределами узкого кружка, следящего за его успехами, труды Уилсона не пользуются особым доверием. Физиология — наука уважаемая. Если кто-то добавляет хотя бы один кирпичик в ее здание, все сразу это видят и рукоплещут. Но Уилсон пытается заложить основы науки будущего. Он работает под землей, и труды его незаметны. Однако он не ропщет и движется вперед, готовый вести переписку с сотней полоумных в надежде найти
55
Клод Бернар (1813–1878) — французский ученый, основатель современной физиологии и экспериментальной патологии.
Я, без сомнения, материалист. Агата даже называет меня отъявленным материалистом. Я же отвечаю ей, что это отличный повод ускорить завершение нашей помолвки, поскольку мне срочно нужна ее идеалистическая духовность. Притом я вижу в себе любопытный пример того, как влияет полученное человеком образование на темперамент, поскольку от природы (если только не обманываюсь на этот счет) я был нервным, легко возбудимым мальчиком, мечтателем, сомнамбулой, меня переполняли впечатления и интуитивные догадки. Мои черные волосы, темные глаза, узкое оливково-смуглое лицо, длинные тонкие пальцы — все это характерно для моего истинного темперамента, и знатоки вроде Уилсона заявляют, что я — объект как раз для них. Однако мой мозг пропитан точным знанием. Я научился иметь дело только с фактами и доказательствами. Предположениям и фантазии нет места в моей системе мышления. Покажите мне то, что я могу увидеть под микроскопом, разрезать скальпелем, взвесить на весах, и я посвящу всю жизнь этому исследованию. Но когда меня просят изучить чувства, впечатления, мнения, я воспринимаю это как мерзкое и даже деморализующее дело. Отклонение от чистого разума действует на меня как неприятный запах или фальшивые ноты в музыке.
Этих ощущений вполне достаточно, чтобы мне сегодня не слишком хотелось идти к профессору Уилсону. Однако я понимаю, что не ответить на приглашение значило бы проявить неприкрытую грубость; да к тому же там будут миссис Марден и Агата, а значит, пойду и я, хотя, будь у меня уважительное оправдание, все-таки не пошел бы. Я предпочел бы встретиться с ними в каком-нибудь другом месте. Я знаю, что Уилсон затянул бы меня в эмпиреи своей туманной полунауки, если бы смог. Энтузиазм одевает его такой броней, от которой отскакивают намеки или увещевания. Ничто, кроме открытой ссоры, не заставит его осознать, насколько мне отвратительна вся его возня. Не сомневаюсь, что он припас какого-нибудь нового последователя месмеризма, [56] или ясновидящего, или медиума, или фокусника, чтобы продемонстрировать нам, ибо даже в часы досуга он не слазит со своего любимого конька. Впрочем, Агате это доставит большое удовольствие. Она интересуется этим, как любая женщина, — их притягивает все смутное, мистическое и неопределенное.
56
Месмеризм — учение о «животном магнетизме», разработанное австрийским врачом Ф. Месмером (1734–1815). Месмер считал, что планеты действуют на человека посредством особой магнитной силы и человек, овладевший этой силой, может излучать ее на других людей, благотворно действуя на течение любых заболеваний.
10.50 вечера. Мне кажется, что ведение дневника — это проявление того научного склада ума, о котором я писал нынче утром. Мне нравится регистрировать впечатления, пока они еще свежи. Хотя бы раз в день я стараюсь определить, в каком состоянии находится мой разум. Это полезный прием самоанализа, он оказывает, по-моему, стабилизирующее воздействие на характер. Откровенно говоря, должен признаться, что мой характер нуждается в любых средствах стабилизации, какие найдутся под рукой. Я опасаюсь, что значительная часть моего невротического темперамента сохранилась, несмотря ни на что, и я далек от хладнокровной, спокойной точности, свойственной Мердоку или Пратт-Хэлдейну. Иначе как объяснить, почему виденное мною сегодня дурацкое представление так ударило по нервам, что я до сих пор не могу опомниться? Утешает меня лишь то, что ни Уилсон, ни мисс Пенклоуза, ни даже Агата не могли заметить мою слабость.