Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови
Шрифт:
Бледное лицо с почти лысым черепом, застывшее за окном библиотеки, ничем не напоминало прежнюю Кэти: темноглазую, с нервными жестами и узким ртом, готовым сжаться в отвратительную гримасу или исторгнуть ругательства. Они оба убедились, что гнев, ярость и мелкие жестокости делают семейную жизнь куда более волнующей, чем любовь. На первом же своем свидании они сильно поругались. И вдруг, посередине язвительной тирады, Фрэнк попросил ее о новом свидании. Кэти уставилась на него во все глаза. Она даже перестала дышать. Потом нехотя согласилась.
Чем
Брак — замечательное изобретение. Он позволяет вам сполна насладиться садизмом и мазохизмом втайне от чужих глаз и в безопасности вашего жилища.
— Что тебе от меня нужно, уродина?
Кэти сверкнула зубами. У них был розоватый оттенок, наверное, губная помада оказалась нестойкой. Так подумалось Фрэнку. Фрэнк прижал ее голову к матрасу и смотрел, как ее язык маятником дергается между зубов. Он попал в ловушку.
Она ударила его ногой и сбросила с кровати. Фрэнк попытался откатиться в сторону, но Кэти не позволила ему шевельнуться и придавила к полу.
— Отпусти! Отпусти меня! — прохрипел он.
Ее локоть упирался ему в горло, перекрывая воздух. Перед глазами все поплыло, а лицо начало сдавливать тяжесть.
— Фрэнк…
Он едва ее слышал. Он думал, что тогда вполне мог умереть. Еще одна из ее дурацких шуток. Он почти засмеялся. Из них двоих Кэти гораздо чаще говорила о смерти. Порою ее речи напоминали театральные монологи. У Фрэнка не было желания умирать, а у нее — было.
Он открыл глаза и взглянул на нее. Кэти возилась с его рубашкой, расстегивая воротник. Точнее, обрывая пуговицы воротника. Возможно, она пыталась его спасти.
Потом он увидел ее бешено пылающие глаза, оскаленный рот, двигающийся язык. Теперь Кэти вцепилась в его брючный ремень. Все это казалось очень знакомым. Выглядело частью их ритуала. Он попытался заглянуть ей в глаза, но, кажется, в тот момент она его даже не видела.
— Фрэнк…
Он резко проснулся и посмотрел на окно библиотеки. Оттуда на него глядело бледное лицо Кэти, окруженное еще более бледными лицами родственников. Их рты беззвучно шевелились, совсем как у рыб. Фрэнку показалось, что он слышит, как с легким звоном бьется стекло и сотни крошечных ртов впиваются в него своими зубами.
Чаще всего он вспоминал этот номер в отеле и наблюдающих Ривендейлов. У них был особый, очень вежливый стиль наблюдения. Что ни говори, во многом эти Ривендейлы оставались настоящими леди и джентльменами. Они следовали древнему этикету, сложившемуся через общение с людьми всех времен и племен. Задолго до того, как он встретил Кэти, они уже знали о нем, следили за ним и очень подробно его изучили. Во всяком случае, Фрэнку так казалось.
Особое, практически ежедневное, внимание Фрэнка привлекал один старый Ривендейл. Брови старика напоминали истрепанные крылья бабочки. Этот Ривендейл каждый день прогуливался по одному и тому же маршруту. Он размеренно двигался по безупречно вымощенной дорожке и, казалось, не обращал на Фрэнка никакого внимания. Только в одном месте у Фрэнка появлялось безошибочное ощущение, что старик наблюдает за ним. Прислушивается к нему. Этот прогулочно-наблюдательный ритуал старика заставил Фрэнка подумать, что мир, возможно, полон Ривендейлов, наблюдающих и вербующих в свои ряды.
Фрэнк начал узнавать их (при этом он испытывал странное возбуждение), угадывать их мысли. Они всегда насыщались, насыщались жадно. Их огромный голод не поддавался утолению, сколько бы жизней они ни опустошили и на сколько умирающих отношений ни взирали. Подобно раку, таящемуся внутри тела, их вежливые обличья скрывали внутреннее паразитическое возбуждение. Они питались чужими чувствами. Своих у них не было. Они даже не могли производить детей и, чтобы размножаться, были вынуждены заражать других.
Прежде Фрэнк представлял их породу более страшной: с невероятно длинными зубами и зловонным дыханием, в котором ощущается запах крови. Нет, у них были изысканные манеры, и даже волновались они сдержанно, не расходуя силы.
Как-никак, он был одним из них. Одним из Ривендейлов, если не по крови, то по привычкам. Эта мысль его ужасала.
Чаще всего он вспоминал, как сидел в номере отеля, а Кэти лежала на кровати и глядела на него, едва шевеля своей лысой головой.
— Кэти, я должен уехать отсюда. Это какое-то безумие.
Минут пятнадцать он собирал свои вещи, надеясь, что она скажет хоть слово. Но единственными звуками в номере были шелест и шуршание его рубашек и брюк, которые он наугад вытаскивал из гардероба и бросал в чемодан. Впрочем, был и другой звук — шелест штор от ветерка, дувшего из форточки. Казалось, что маленькие листики и раковины на шторах дышат, вздыхают и о чем-то переговариваются.
И был ее последний вздох, последняя попытка вырваться отсюда, убежать из родового гнезда, пока их рты не поймают ее и не начнут насыщаться.
— Кэти…
Позади кровати двигались тени. Фрэнка раздражало, что он не видит ее глаз.
— Между нами все равно не было любви… ты понимаешь, о чем я говорю?
Красные глазки вспыхивали и перемигивались в темноте. Десятки пар.
— Стычки и ссоры — это все, что удерживало нас вместе и отгоняло скуку. Но мне уже не хочется ссориться с тобой.
Тишина действовала ему на нервы.
— Кэти!
Фрэнк прекратил сборы. Несколько пар носков упало на пол. В окне тускло поблескивали крошечные глаза. И крошечные ротики. Другого источника возбуждения у него не было; делать это сам он не умел. Никакой иной защиты от жуткой, всепоглощающей скуки. Ривендейлы правильно его оценили.