Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
Дракос, ну почему мы опять говорим об этом? Ведь проехали ж уже! Пытаюсь уйти от сути, прицепившись к словам:
– На этих фотографиях? А кто только что вопил, что я помяла его драгоценного Лоурэла? Не, ты сначала их ленточкой перевяжешь и в шкаф уберешь.
– Не боишься, что я расценю твои слова за приглашение?
– Больше боюсь, что ты не станешь ждать приглашения, – очень боюсь, если честно. И он прав – даже не процесса, а того, что потом… что не будет уже никакого потом, даже если выживу. – Отвези меня домой, пожалуйста. Я очень устала.
– Фотографии собирай. Чтоб я мог перевязать их ленточкой. И поедешь домой, раз
Послушно стала сгребать с пола снимки, удерживая папку в одной руке. И конечно не удержала. Фото посыпались из нее, словно листья в листопад. Скользя по моим коленям они плавно опускались на пол, одно за другим, пока папка не опустела. Анхен вздохнул, забрал у меня пустую папку и начал спокойно складывать в нее выпавшие фотографии. Я потянулась помогать, и замерла над одним из снимков. Взяла его в руки, пригляделась внимательней. Действительно не показалось. Черноволосая вампирша смотрела на меня с портрета таким знакомым до боли взглядом. А впрочем, не только взгляд. Разрез глаз, брови, этот тонкий нос… Вот только губы не похожи, у нее очень маленькие, сжатые в тонкую короткую линию.
– Твоя сестра?
– Кузина. Давай, я уберу.
– Нет, погоди, я хочу рассмотреть.
Он чуть поджал губы, но отнимать не стал, продолжил складывать другие снимки.
А я смотрела на этот. Чем-то он тревожил меня, никак не могла понять чем. Сильное родственное сходство? Бывает. Что-то еще.
– Анхен, а что, раньше вампирши носили длинные волосы?
– Нет, никогда. Ара носила в те годы. Скорее как вызов, презрение к общественным устоям. Сейчас не знаю, я лет сто ее не видел.
– Ее зовут Ара? А полностью?
– Ларис, тебе зачем? Ты никогда с ней не встретишься. Давай карточку, ты вроде домой спешила.
– Погоди. Никак не могу понять.
– Что именно?
– Что не так с этим портретом.
– Какой-нибудь фильтр каким-нибудь образом что-нибудь искажает. Она тоже жутко любила экспериментировать. Собственно, она туда Лоу и притащила, когда ей надоело самой позировать.
– Да нет здесь искажений. А она по возрасту ближе к тебе или к Лоу?
– Ко мне.
– А Лоу ей кто?
– Никто.
– А у них был роман?
– Лариса! Оставь ты их в покое и отдай уже снимок.
– А у тебя с ней был роман?
– Десять минут назад ты утверждала, что роман у меня был с Лоу.
– А был?
– Верни. Мне. Фотографию.
– Да что ты так переживаешь, я ничего с ним не сделаю, мне просто интересно.
– Мне не интересно.
– Ну погоди же ты секунду, – да что такое в самом деле? Сам же дал мне эти фотографии, а теперь так жаждет скорей отнять. В задумчивости перевернула карточку. А там оказалась надпись. Чернила сильно выцвели, но все еще можно было прочесть: «Прекраснейшей Авенэе с огромной любовью. Красильников и Краюхин».
– Вспомнила! Все хотела тебя спросить, а слово выскочило. Тебя ж они называли «авэнэ», верно? Что это значит-то хоть?
– Вот говорил я дураку, что ты и сама все забудешь, просто не надо внимание акцентировать, – усмехнулся Анхен. – Да ничего особо не значит. Вежливое обращение, не требующее добавления имени. Ближайший аналог – это обращение к вампиру «Великий». Просто это из древнего языка. На нем написаны наши самые ранние священные тексты, в быту он не употребляется уже тысячи лет как. Используют, когда хотят особо подчеркнуть уважение к собеседнику. «Авэнэ» – мужской род, «авенэя» – женский. Что еще тебя интересует? Красильников и Краюхин – совладельцы ателье, где был сделан снимок. Любила она их в ответ долго и страстно недели две как. Лоу тогда еще стишок по этому поводу сочинил:
«Прекраснейшей авенэе сегодня отдал я сердце,
Оно как живое билось в умелых ее руках….» Дальше не помню. Зато помню, что потом ему пришлось очень быстро бегать, еще быстрее летать и крайне старательно прятаться, – вампир улыбался, вспоминая об этом.
А мне почему-то не казалось, что это было смешно. Особенно тем фотографам. По какую сторону Бездны она их любила? Сердце в руках… кровь…авенэя…
Задумчиво перевернула фотографию обратно. И напоролась на ее взгляд. Вот оно. Вот что привлекло меня изначально. Не портретное сходство, оно только сбило. Взгляд. В глазах ее клубилась непроглядная тьма. Абсолютная чернота безумия. Точно такая, какую я видела в глазах вампира, попросившего моего отца одолжить ему ремень. Все словно вернулось вновь. Нелепое слово «авэнэ», страх, боль, крик. Ненависть.
– Она была безумна, верно? – почти прошептала я, чувствуя, как горло сжимают спазмы. – Пытала людей и получала наслаждение. А ты смотрел, да? Вот тем холодным высокомерным взором. Каким ты смотришь со старых фотографий. Каким ты смотрел, как тонут в пруду мальчишки, – я не гдядела на него, мне не надо было видеть его лицо, чтоб получить подтверждение. Я знала и так. Видела в черноте ее взгляда. – А потом что-то случилось. Что-то достаточно страшное даже для тебя. И ты сбежал, и решил измениться. Только всем твоим улыбкам грош цена. Хочешь знать, как ты на самом деле выглядишь? – я бросила ему столь желанное для него фото, – один в один. Вот точно такие были у тебя глаза, когда ты избивал меня. Это было не наказание, не урок. Это было твое безумие, вырвавшееся из-под контроля! Ты сходишь с ума, как твоя сестричка. Просто сходишь с ума, и пытаешься замаскировать, изображая чувства, которых не испытываешь. Что у вас там, на самом дальнем востоке? Сумасшедший дом?
Резкий звук заставил меня умолкнуть и поднять на него глаза. Звук разрываемой бумаги. Очень бледный, со сжатыми губами, он рвал ее фото в клочья. Мельче, мельче, мельче, затем наконец разжал руки и позволил ошметкам высыпаться вниз. И только затем взглянул на меня. И взгляд его был – еще хуже, чем на старых фотографиях.
– Ты хотя бы понимаешь, что именно ты мне сейчас сказала? В чем ты пытаешься обвинить меня и мою семью? – он не повышал голоса, в его словах почти не было эмоций. И это было очень неестественно. И жутко. – Ты пришла в мой дом и считаешь себя вправе оскорблять меня? Да ни один вампир никогда бы не осмелился сказать мне такое в лицо, – он встал и, резко схватив за плечо, вздернул меня на ноги. – Назови хоть одну причину, по которой я должен терпеть подобное хамство?
– Это правда, и ты это знаешь! И когда ты пришел в мой дом, ты не ограничился оскорблениями! И я едва ли когда смогу это забыть!
– У тебя полминуты, чтоб убраться отсюда! Дальше я ни за что не ручаюсь.
Его глаза прожигали во мне дыру. Я пятилась, пытаясь на ощупь отыскать дверь, и недособранные фотографии лежали между нами Бездонной Бездной. Не перешагнуть. Не перелететь.
Он, наконец, отвернулся, и я осмелилась повернуться к нему спиной и выскочить вон.
* * *