Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
– Я, действительно, впервые услышал про вас от Лоу. Девушка, мечтающая убить вампира – это весьма экзотично. Признаюсь, я не обратил на эту историю должного внимания. Но на днях я вновь услышал ее от профессора Ольховникова. И вот здесь мне стало уже не смешно. Объяснить почему?
– Не утруждайтесь. Светлейший профессор объяснил мне все достаточно популярно. Просто скажите, могу ли я вернуться на лекцию, или вашей милостью меня уже исключили из университета? И спасибо за чай, – я демонстративно отставила недопитую
– Я не занимаюсь дисциплинарными вопросами, никого не принимаю и никого не исключаю – это не в моей компетенции. Что до профессора Ольховникова, то он искренне считает, что свой долг перед Прародиной выполнил, хорошенько припугнув вас по горячим следам. Так что, если не станете более делать глупостей – спокойно получите выбранную профессию.
– Если это все, что вы хотели мне сказать, светлейший, могу я вернуться на лекцию?
– Нет, Лариса, не все. И если вам так важна эта лекция, я вам лично перескажу ее чуть позже. Уверяю вас, я прекрасно разбираюсь в материале.
– Боюсь, мне не достанет средств расплатиться со столь Великим и Уважаемым репетитором.
– Я рад, что вы успокоились настолько, что можете шутить. Пейте чай. Я не собираюсь вас воспитывать или наказывать. Я просто хочу немного с вами поговорить. Вас же не затруднит ответить искренне на несколько моих вопросов?
– «Эти святые стены» сильно не предрасположены к искренности.
– Хорошо, что вы сумели это понять. Но мои стены не святые, самые обычные. А «этим» я нечего не расскажу. Я вам обещаю. Так мы договорились?
– Да. Если потом вы ответите на мои.
– Я отвечу на любые ваши вопросы, Лариса. Тем более, что мне интересно будет услышать сами вопросы. Итак, только честно: мое общество вам неприятно?
– Временами.
– Объясните.
Задумалась, пытаясь сформулировать. Он же хочет честно.
– Мне приятно, когда вы молчите. Тогда я вас ощущаю… вампиром. Не знаю, как сказать лучше. Но от вас словно исходят волны… вы сами знаете… тепла, умиротворения. Но вот когда вы начинаете говорить, вернее нет, когда вы смотрите таким глубоким, мерцающим взглядом – это неприятно, и это особое ощущение от вас, как от вампира – исчезает.
– С Лоурэлом было так же? Во время первой встречи, когда вас еще не связывали личные отношения.
– Нас с ним не связывают ЛИЧНЫЕ отношения!
– Я не корректно выразился, межличностные.
– Да, с ним было так же. Вам от этого легче?
– Я боюсь, что вам от этого не легче. А мне – пока – просто любопытно. Вопрос следующий: на Горе вы отказались сдать кровь – это было обдуманно или импульсивно?
– Импульсивно. Я разозлилась на тетку. Но сегодня я бы отказалась обдуманно.
– Когда-нибудь, быть может в детстве, вы мечтали о любви с вампиром?
– Мне хватало того, что об этом мечтала Лизка. Мне казалось все это смешным и нелепым.
– Ваша подруга не показалась мне ни смешной, ни нелепой.
Ах, да, он же был там, как я могла забыть! Он затрахал ее до смерти, высасывая кровь!
– А какой она показалась тебе, тварь, вкусной?! – я вскочила, судорожно схватив чашку и шваркнув ее об край стола. Она брызнула во все стороны осколками и чаем. А я уже летела к нему с перекошенным от ненависти лицом, протягивая вперед руки – не то вцепиться в горло, не то выцарапать эти омерзительные мерцающие глаза.
Он, казалось, даже не шевельнулся. Но уже через секунду я сидела боком на его коленях. Одной рукой он крепко прижимал меня к себе за предплечье, другой удерживал мои сведенные вместе руки за запястья. Сжимая их сильно, до боли.
– Пусти! – слезы бессильной ярости текли по моим щекам, – пусти. Мне больно.
– Больно, – спокойно согласился он. – И будет больно еще некоторое время. Пока вы, Лариса, не осознаете, что сдерживать свои эмоции крайне необходимо в любой ситуации. Или мы уже на «ты»? Я, в общем, не возражаю. Знакомство у нас весьма неформальным вышло.
– Отпустите меня. Вы ломаете мне руки, – чувствовать себя настолько беспомощной было страшно. Он вампир, он сильнее несоизмеримо, да и авторитета у него столько, что убьет меня сейчас, или просто покалечит, и в глазах всего мира будет абсолютно прав. Зачем же я, дескать, на него так, с кулаками набросилась, нехорошим словом обозвала. Что, убил близкого мне человека? Да что такое ее смерть по сравнению с непочтительностью.
– Обещай, что больше не станешь делать резких движений.
– Я обещаю…
– И больше никаких попыток оскорбить меня или физически уничтожить.
– А это возможно? – не смогла сдержать любопытства.
– Нет, это невозможно. Поэтому я и говорю: попыток. Итак?
– Я больше не буду, – что еще оставалось, больно было так, что едва сдерживалась, чтоб не вскрикнуть.
– Ты мне обещаешь?
– Да, да, я обещаю, пожалуйста, – я почти уже плакала.
Руки он отпустил. Морщась, потерла запястья. Вроде не сломал, но синяки еще неделю сходить будут. И хорошо, если только одну. Попыталась встать, и поняла, что второй рукой он меня по-прежнему крепко держит.
– Я же сказала, – затравленно повернула голову, чтобы взглянуть в его лицо.
– Молодец, – улыбнулся он, – хорошо, когда разум торжествует. А теперь поцелуй меня. Мне будет приятно.
Его безумные (иначе и не скажешь) глаза мерцали близко-близко. Одна его рука обхватила меня за талию, заставляя развернуться к нему всем корпусом, другая впилась в основания волос, не позволяя отстраниться. Его губы медленно приблизились. Я дернулась подстреленной птицей, в ужасе от происходящего. Поцелуй с ним был для меня в тот миг равносилен смерти. Потому что и был дорогой к смерти.