Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— А есть «зимние жилища»? — удивилась я.
— Ну конечно, под каждым выгоном. Здешние зимы для людей не подходят, замерзают. Приходится держать их в подземных стойбищах. Полгода, даже больше. Но так не хватает солнца. Надо добавлять в еду витамины, иначе болеют. А любая болезнь — плохая кровь, начальство не любит, сильно.
Начинала я с дежурств в приемном покое. Самым младшим регистратором, под началом у всех, кого только можно, а уж властолюбия Лунным эльвийкам было не занимать. Но это было не важно. В те первые дни многое было не важно. Я смогу получить выбранную профессию, работать по специальности. Да, в этой больнице своя специфика, и многое принять тяжело. Но ведь и в обычных
Вот и я привыкну. Да, мир такой, и я не могу его изменить, но эти люди, лишенные почти всего человеческого, болели не реже тех, кому в этом мире еще позволено именоваться людьми, и я смогу хотя бы облегчить им боль. А значит, надо учиться, работать, перенимая опыт. И привыкать.
И я заставила себя отключиться от социальной сферы, и сосредоточилась на медицине. Только на медицине. Каждую свободную минуту читала книги, рекомендованные Бхндаром, мучительно продираясь сквозь эльвийскую терминологию. Бхндар помогал при любой возможности, учителем он был терпеливым. Вот только человеческих терминов он не знал, и вместо прямого перевода непонятного мне слова ему приходилось давать развернутые определения понятий, а мне уже самой предстояло соотносить их со знаниями, полученными в Стране Людей. Однако постепенно я перестала привязываться к человеческим терминам и человеческим знаниям, все глубже погружаясь в тонкости медицины в эльвийском ее варианте.
А поднимая глаза от книг, бросала взгляд в окно. Стол мой стоял к нему вплотную. Это место в любом человеческом коллективе было бы самым желанным. А вот здесь популярностью не пользовалось. Лунные предпочитали держаться подальше от солнечного света. И на мое желание передвинуть выделенный мне стол поближе к подоконнику хмыкнули весьма неодобрительно, но не возразили. И солнечный свет лился на меня из окна, а я радовалась ему, даже когда становилось жарко. Понимала, что рано или поздно и меня ждет повышение, больше похожее на понижение, а оттуда солнца уже не увидеть. Вот только из окна были видны лишь стада, стада, стада. Люди-животные, до самого горизонта. Но я смотрела и не отводила взгляд. Да, эти люди живут так. Да, и я так однажды жила. А могла бы жить до сих пор. Жизнь бывает разной, и редко когда справедливой. Но жить люди хотят всегда, ища хорошее в любом положении. Так пусть с моей помощью хорошего в жизни этих людей будет чуть больше.
Присутствуя на первичном осмотре, проводил ли его Бхндар или другой доктор, регистрируя поступающих в клинику, спеша с мелкими поручениями в ту или иную часть заведения, я постепенно разбиралась в структуре больницы.
Врачей в этой клинике было семь, не считая главного. Бхндар был одним из тех, кто работал в Общем отделении, и как только я освоюсь, восстановлю-выучу азы ухода за различными категориями больных, меня ждет перевод именно туда. Медсестрой, понятно. До должности врача мне понадобятся еще годы теории и практики.
В Общем лечили всех и вообще от всего. Помимо существовали лишь Инфекционное, Восстановительное и Родильное.
Последние два, как наиболее важные для вампиров, имели каждое по огромному подземному этажу и пользовались повышенным вниманием медперсонала. Рождение новых рабов было поставлено на поток, смертность в родах отсутствовала, тут вытягивали даже самые сложные случаи. Впрочем, их старались не допускать, слишком велико было наказание врача за ошибку, и к родам допускались только признанные здоровыми женщины.
Восстановительное специализировалось на проблемах тех, кто удостоился чести стать ужином Великих. Тут не только помогали восстановить природный объем крови в организме, но и занимались лечением всех тех осложнений, к которым острая кровопотеря время от времени неизбежно приводила. Сердце, почки, печень, проблемы центральной нервной системы. Восстанавливали. Всех, кого только можно было — восстанавливали. Чтобы после можно было использовать вновь.
Стада принадлежали авэнэ, однако пользовались ими все, кто находился под покровительством дома Ставэ, а таких было немало. И потому работа в отделении была практически всегда. И младшего медперсонала там было в избытке.
Инфекционное мало отличалось от тех, что мне доводилось видеть на родине. Наличием лекарств, которые людям и не снились, разве что. Впрочем, это во мне уже личные переживания говорили. Лекарства здесь все были специфические. А вот отношение к инфекционным болезням — как к стихийному бедствию. Задача выявить все случаи, локализовать и выйти без потерь неизменно ставилась начальством как архиважная, сотрудники этого отделения регулярно прочесывали стада в поиске потенциальных клиентов.
А вот то, что пренебрежительно именовалось «прочие болезни», особым вниманием не пользовалось. Да, вроде бы тоже надо лечить, ведь во главе угла, как я поняла, минимизация потерь. Но здесь… следили не так уж строго. Формулировка «лечение не имеет практического смысла» использовалась здесь гораздо чаще, чем в любом другом отделении. Обычно это был приговор. Их отбирали на первоочередную еду, и в Восстановительное они больше не возвращались.
Детей, кроме новорожденных, в этой больнице не бывало. Их содержали где-то отдельно, и врач у них там был свой.
Первые месяцы моей новой жизни больница поглотила меня целиком. Надо было столько выучить, столько суметь, со стольким разобраться. И вечерами мы часто сидели с Анхеном в его кабинете, на вершине его сказочной башни, занимаясь каждый своим, но неизменно вместе. Порой он бывал слишком занят, и, с головой уйдя в какие-то свои бумаги, даже не слышал обращенного к нему вопроса. Я не настаивала. Я знала, что как только он освободится, он сам с радостью предложит мне свою помощь. Его советы, уточнения, пояснения были важны. Так же, как и его спокойная уверенность в том, что я со всем справлюсь и у меня все получится. Как и его улыбка, за которую — полцарства. И каждое его прикосновение, заставлявшее мир сужаться до пределов наших тел.
В выходные он порой увозил меня за город, и мы бродили с ним вдвоем в диких лесах, которые хоть и напоминали Анхену леса его родины, были все-таки «не такими». А он вспоминал те — давно сгинувшие, как и весь его мир. Вспоминал себя — юного эльвина, с его мечтами, надеждами и фантазиями. Вспоминал своих детей… Но ту, что звала его ласковым «Нэри», в своих рассказах он не упомянул ни разу. Даже имени своей первой, и, по сути, единственной жены — ведь Арчара так и не родила ему детей — он ни разу не произнес, оставляя память о ней только себе.
Несколько раз в этих дальних прогулках мы встречали медведей. Те, похоже, просто не чувствовали нас, умиротворенные вампирской аурой, и можно было подойти совсем близко, не привлекая внимания зверя. Впрочем, нам ничего не грозило бы и вздумай медведь напасть. Реакция вампира была быстрее, и мы просто взмыли бы вверх, не связываясь с рассерженным хищником.
А я вспоминала других медведей, тех, с которыми так и не встретилась в Сияющих горах. Чудом не встретилась, и лишь потому жива. Впрочем, с Анхеном о тех днях мы больше не говорили, словно решили забыть обо всем, что стало причиной и следствием наших фатальных с ним разногласий. О Лоу он не желал упоминать тоже. А я… а я, наконец-то обрела мир и спутника, который был мне всего дороже, и вовсе не стремилась больше терять ни того, ни другого.