Вампиры девичьих грез
Шрифт:
— Думаешь, я это все не понимаю? — спросил он жестко, мрачно сверкнув глазами, — Думаешь, меня это все не бесит? Я, Лариса, за эту страну в ответе. Я ее, знаешь ли, создавал. Не один, разумеется, для такого нужна поддержка большинства. И активное участие большинства. Но кому-то выпадает руководить. Вот есть у меня такая почетная обязанность. Осчастливлен. И я уехал отсюда на пять дней. Пытаясь способствовать решению ваших насущных проблем! И что я нахожу по прибытии? Как с цепи все посрывались! Что люди, что вампиры! Безумие всем в головы ударило, что ли? Целый день мечусь из города в город, откручиваю всем головы направо и налево, пытаясь
— А к тебе это я уже так заглянул, до кучи, — продолжал он меж тем свои откровения. — Когда под вечер встретился, наконец, с Гоэрэ, и он меня порадовал, что у меня у самого дела в полном раздрае. Про других молчу, это мы с каждым лично обсудили уже, но ты, моя дражайшая! Какого лешего тебе понадобилось с ним вообще связываться? А уж тем более сыпать оскорблениями? Он же тебе слова лишнего не сказал, я уверен.
— Сказал, — не смогла смолчать я, — одно. А потом решил мне его из памяти стереть. А я его за руку поймала.
— Стер? — спокойно так поинтересовался Анхен.
— Нет, разумеется.
— Так какого дракоса было рот разевать? Что, нельзя было оставить его в полной уверенности, что все у него получилось? В чем твои убытки, что ты его унизить решила?
— А он меня…
— А он вампир, а ты девчонка сопливая! И это хорошо еще, что он так охренел от твоей наглости, что решил меня дождаться и объяснений потребовать. А мог бы не растеряться, и провести собственное расследование, и ломануться с этим прямиком к Владыке, как у него это обычно водится. И вот тогда бы я тебя, душа моя, — тут он подошел прямо к кровати и, схватив меня за основания волос на затылке, резко вздернул вверх, приближая мое лицо вплотную к своему, картинно благостному в тот момент, но с совершенно черными глазами, — не просто выпорол. Тогда бы я тебя убил. И если бы тебе очень повезло, потому как я бы спешил, то убил бы быстро. В противном случае я собственноручно порол бы тебя не просто до смерти, а до тех пор, пока последняя капля твоей поганой крови не впиталась бы в землю! — тут он, наконец, разжал руки, и я упала обратно на кровать, в ужасе сжимаясь калачиком, и только шепча беспомощно:
— За что? За что?
— Да за то, что ты, моя дорогая, это аргумент против, — вновь очень спокойно заговорил вампир, словно и не было только что этой безумной вспышки. — Очень серьезный аргумент против того, чтобы давать людям нашу кровь. Тем более массово. Ты такая наглядная демонстрация всех страхов нашего общества, что, пожалуй, тебя и в самом деле стоило бы убить. Потому, что если Владыка до тебя доберется, лекарство ваши люди не получат однозначно. А так у них еще остается шанс.
— Анхен, пожалуйста!
— Что? Да не убиваю я тебя. Пока. Пока предупреждаю. Но предупреждаю очень серьезно. Еще раз откроешь рот, чтобы сообщить какому-нибудь вампиру, что ты не согласна с его мнением, желанием или действиями, убью. Выбирая между тобой и благополучием страны, на создание которой я потратил половину жизни, я выберу не тебя. Что ты при этом думаешь, и как сильно нас всех ненавидишь — твое личное дело. Но изображать изволь то, что все остальные просто чувствуют. Ты услышала меня, наконец?
— Да
Он достал лежащее у меня в ногах одеяло и укутал меня им по самые плечи. Даже бережно, я б сказала. Сам присел рядом на кровать, слегка провел рукой по волосам:
— Прости, — просто так сказал, искренне. Что даже захотелось простить. Вот если б еще спина не болела от каждого неловкого движения. — Мне бы очень хотелось договориться с тобой по-хорошему. Но по-хорошему, к сожалению, не выходит. Когда-то я сказал, что ты не более, чем забавная аномалия. Сейчас это не так. И потому, либо ты осознаешь, как тебе следует себя вести, либо я тебя убиваю. Но я все же надеюсь, что у нас больше не будет поводов видеться, — он поднялся, собираясь уходить. — Лекарство я твоей матери оставил, все инструкции дал.
Застегнул верхние пуговички на рубашке, надел галстук, снял со спинки стула пиджак.
— Прощай, Лариса.
— Анхен!
Он обернулся почти с порога:
— Что?
А я не знала, что. Я понимала, что вот теперь уже действительно — все, совсем, навсегда. И не могла с ним расстаться.
— А свою заколку… ты теперь у меня забрал?
— Зачем? Это был подарок. От чистого сердца. Даже если ты не веришь, что у вампиров есть сердце и оно может быть чистым. Носи, если нравится.
— А?..
Он сжалился.
— Посидеть еще?
Я смущенно кивнула. Он вернулся, и снова присел ко мне на кровать, и даже взял мою руку в свои.
— Вот это и называется «рабство», Ларис.
— Что? — я опешила.
— Я сказал тогда, что ты — моя рабыня, а ты оскорбилась, — вполне доброжелательно начал объяснять Анхен. — Но ничего оскорбительного этот термин не несет. Обозначает лишь сильную эмоциональную привязанность конкретного человека к конкретному вампиру. Возникает естественным путем при тесном эмоциональном контакте. В твоем случае для создания подобной привязанности необходим еще и контакт физический.
— В смысле? — я испуганно выдернула у него руку.
Он рассмеялся:
— Достаточно простого прикосновения, а не то, о чем ты подумала.
— Я не думала ни о чем таком! — вспыхнула я. — Постой. Ты что же, специально… специально меня к себе привязывал? Создавал из меня рабыню?
Сразу вспомнились все его «голову на грудь», «мне надо тебя касаться, я тебя не чувствую»… а уж в Бездне!..
— Да, Лариса, я делал это вполне осознанно. Специально. Надеялся, что на этой привязанности сумею удержать тебя от необдуманных действий. Но увы, с тобой это не сработало. Ментально я привязать тебя не могу, полагаю, это вообще не возможно, там не просто блоки, но блоки агрессивные. Поэтому при любом конфликте «разума и чувств» у тебя побеждает разум, хотя назвать его в те моменты светлым у меня просто язык не повернется.
— То есть ты вот так специально, хладнокровно… — я почти не слушала его, мне было до слез, до горечи обидно. Все его жесты, все слова, все поступки были продиктованы одним единственным желанием — привязать, сделать покорной, послушной. Чтоб не выделялась из толпы. Чтоб безумно их всех любила. Так возлюбила бы его, что через него — их всех. Ну да, они не подавляют, они манипулируют. Как наглядно!
— Ты просто чудовище. Расчетливое, жестокое чудовище. Мне же было больно! Каждый раз было больно, когда ты уходил, а это, оказывается, из-за того, что ты меня за руку подержал? Специально за руку подержал? Не потому, что тебе было это приятно, а намеренно, чтоб причинить мне боль?