Вампиры Лос-Анжелеса
Шрифт:
“Пренадо? – думал Рико. – Она сказала, что забеременела?” Всего несколько минут назад он затормозил свою “пожарку” – огненно–красный спортивный “шевроле” перед домом, где жила Мерида Сантос. Это была улица Лос Террос, в мрачном районе восточного Лос–Анжелеса. Мерида почти немедленно выбежала из подъезда, где единственная голая лампочка бросала неверный свет на скрипучие степени и стены, покрытые слоями надписей, сделанных из распылителей–баллончиков. Она быстро скользнула в машину.
Едва он успел поцеловать Мериду, как сразу почувствовал – что–то случилось.
Глаза у нее были немного печальные, под ними залегли темные круги. Он завел двигатель “шевроле”, от грохота задрожали стекла в домах на узкой захудалой улочке, потом вырулил к бульвару. Мерида, длинные черные волосы которой волнами падали на плечи,
– Эй,– сказал он и наклонился к Мериде, стараясь приподнять ее голову одним пальцем за подбородок. – Что такое? Ты плакала? Эта ненормальная Перра опять тебя била?
– Нет,– ответил она, и ее тихий голос слегка дрожал. Она все еще казалась больше девочкой, чем женщиной. В шестнадцать лет она была худощавой и стройной, как жеребенок. Обычно глаза ее сверкали застенчивой веселой невинностью, но сегодня что–то было не так, и Рико не мог определить, в чем дело. Если старая ненормальная мать не била ее, то что же тогда?
– Что, Луис опять убежал из дому? – спросил он ее. Она покачала головой. Он откинулся на спинку, удобно покачиваясь на мягком красном сиденье, откинув со лба прядь густых черных волос.
– Этому Луису лучше бы поостеречься,– тихо сказал он, объезжая пару пьяных, танцевавших посреди улицы. – Он еще слишком маленький, чтобы якшаться с “Убийцами”. Я ему говорил, сто раз говорил – не путайся ты с этими подонками. Они его до добра не доведут. Где бы ты хотела сегодня поужинать?
– Неважно,– сказала Мерида.
Рико пожал плечами и выехал на бульвар, где над порнокинотеатрами, барами, дискотеками, винными магазинами пульсировал радужный неон. Хотя было всего половина седьмого, но по бульвару уже мчался поток спортивных машин, словно десятки обтекаемых локомотивов. Они были раскрашены во все цвета радуги, от кричаще–голубого до флюоресцентного оранжевого, и оснащены или полосатыми, как зебра, крышами кузовов, или леопардовой внутренней обивкой, или радиоантенной высотой с башню. Машины мчались вдоль бульвара, словно стадо диких лошадей. Тротуары были усеяны ордами подростков–чикано, вышедших поискать увеселения в субботний вечерок. Воздух сотрясала музыка из транзисторов и автомобильных приемников, сумасшедшая смесь рока и диско, перекрываемая лишь вздохами бас–гитар из открытых дверей баров. В горячем воздухе пахло бензиновым перегаром выхлопа, дешевыми духами и марихуаной. Рико протянул руку и включил радио своего “шевроле” на полную громкость, ухмылка, словно щель, рассекла его смуглое лицо. Рычание могучего Калы Тигра Эдди перешло в гипнотический речитатив:
–… Разгоним город сегодня вечером, потому что больше делать нечего, и лучше вас никому не разжечь его в Этот Субботний Вечер! К вам снова возвращается могучий Кала, и “Волки” – “РОЖДЕННЫЙ БЫТЬ ПЛОХИМ”.
Мерида выключила радио. Но завывание “Волков” все равно доносились из десятка других динамиков.
– Рико,– сказала она, на этот раз глядя ему прямо в глаза. – Кажется… – Ее губы дрожали. – Кажется, я забеременела.
“Вот дерьмо” – подумал он. – Забеременела? Она сказала, что забеременела?” Он едва не спросил “от кого?”, но успел остановить себя. Он знал, что последние три месяца она спала только с ним, исключительно, даже после того, как он снял квартиру в бедном конце Закатного бульвара. Она всегда была приличной верной женщиной. “Женщиной? – подумал он. – Едва ли шестнадцать. Но во многих отношениях она женщина. Во многих?”
Рико был просто ошарашен, чтобы найти в себе силы сказать что–то. Волны спортивных приземистых машин впереди казались ему то накатывающимися, то уползающими обратно волнами бесконечного металлического океана. Он каждый раз пользовался “резиной”, и ему казалось, что он осторожен, но вот теперь… “Что делать? – спросил он себя. – Твой большой мачете сделал неприятность для этой малютки, и что ты теперь думаешь делать?”
– Ты уверена? – спросил он наконец. – В смысле… Откуда знаешь?
– У меня… была задержка. Я пошла в больницу, и доктор мне сказал.
– А он не мог ошибиться? – Рико пытался думать. “Когда я не пользовался предохранителем? В тот вечер,
– Нет,– сказала она, и окончательный приговор в ее голосе заставил что–то болезненно запульсировать в животе у Рико.
– А твоя мать уже знает? Она меня прикончит, когда узнает. Она меня и без того ненавидит. Она сказала: “Увижу тебя еще раз – застрелю или полицию вызову…”
– Она еще не знает,– тихо сказала Мерида. – Никто больше не знает. – Она тихо, задыхаясь, заплакала, словно душили кролика.
– Не надо плакать,– сказал он слишком громко, потом вдруг понял, что она уже плачет, наклонив голову, и слезы катятся по щекам крупными горошинами. Он чувствовал, что должен оберегать ее, больше, чем любовник, как старший брат.
“Люблю ли я ее?” – спросил он себя. Вопрос, поставленный так прямо и просто, привел его в замешательство. Он не был уверен, что правильно воспринимает любовь. Это вроде хорошо проведенной ночи с девушкой? Или это как будто ощущение, что с тобой этот человек всегда рад поговорить немного, легко утешить и подбодрить? Или это что–то вызывающее робость, молчаливое, великое, как будто сидишь в церкви?
– Пожалуйста,– сказал Рико, останавливаясь у светофора с другими водителями спортивных машин. Чьи–то подошвы упирались в акселераторы, бросая ему вызов, но он не обращал внимания. – Не плачь, хорошо?
Она еще раз всхлипнула и перестала, потом начала рыться в сумочке, отыскивая косметическую салфетку, чтобы высморкаться.
“Шестнадцать – подумал Рико. – Ей исполнилось всего шестнадцать!” И вот он сидит в своей машине, как и все остальные на этом субботнем, заполненном людьми бульваре, в тесных джинсах и бледно–голубой рубашке, с золотой цепочкой на шее, с маленькой ложечкой для кокаина. Да, вот он везет свою женщину куда–то ужинать, потом они немножко потанцуют в дискотеке, вернутся в его квартиру, в кровать, чтобы второпях заняться сексом. Одна большая разница имелась на этот раз. Мерида забеременела от него, у этого ребенка будет свой ребенок, и теперь он чувствовал груз возраста и серьезной проблемы, которая не являлась ему даже в самом страшном кошмаре. Ему представилось собственное лицо – с высокими скулами, смуглое, красивое лицо, своеобразное из–за носа, который был два раза сломан и оба раза плохо сросся – вообразил, что видит появление вокруг глаз паутины морщин, полосы озабоченности, выступающие на лбу. В это мгновение снова захотелось стать маленьким мальчиком, играть на холодном полу пластиковыми машинками, пока отец с матерью обсуждают побег мистера Габрилло с женой мистера Фернандо, а его старшая сестра крутит во все стороны ручку настройки нового транзисторного приемника. Ему захотелось стать ребенком навсегда, чтобы не волновали тяжкие заботы и проблемы. Но его мать с отцом были мертвы уже почти шесть лет, они погибли при пожаре, который начался из–за искры в неисправной электропроводке – пламя ревело по всему многоквартирному дому, словно вулканический вихрь, и три этажа обрушились еще до того, как подъехала первая пожарная машина. В тот период Рико связался с уличной бандой подростков, называвшейся “Костоломы”. Он сидел под лестницей и пил с дружками красное вино, когда услышал вой пожарной сирены. Этот звук до сих пор иногда будил среди ночи, и он просыпался в холодном поту. Его сестра Диана была манекенщицей и фотонатурщицей в Сан–Франциско, так она, во всяком случае, сообщала в своих редких письмах. Она постоянно писала, что вот–вот должна сделать снимок для обложки какого–то журнала, или, что познакомилась с человеком, который поможет ей проникнуть в рекламу. Однажды она написала, что будет в июле “подружкой плейбоя”, Но, естественно, девушка месяца в июльском номере “Плейбоя” оказалась голубоглазой блондинкой. Он два года не видел сестры, и последнее письмо получил более шести месяцев тому назад.
Сигнал светофора сменился на зеленый. Вокруг завизжали об асфальт покрышки лихих водителей, берущих скоростной старт с места, оставляя черные полосы жженой резины. Он вдруг обнаружил, что очень крепко сжимает руку Мериды.
– Все будет нормально,– сказал он ей. – Вот увидишь. – И она отодвинулась от дверцы, приникнув к Рико так близко, словно вторая кожа, и если любовь была похожа на жалость, тогда, Рико ее любил.
– Слушай, хочешь гамбургер или что–нибудь еще? Остановимся здесь.