Вампиры на Каникулах
Шрифт:
Время от времени оборачиваясь, она продолжала нести какую-то чепуху, в основном о моде, погоде и скачках. Классический образец салонной беседы, созданной, чтобы скоротать время между переменами блюд или заполнить неловкую паузу во время тура кадрили. Смысла меньше, чем в стрекоте кузнечика. Но было в Люси что-то еще, нечто неуловимое, поймать которое было сложнее, чем выудить форель голыми руками. Графу показалось, будто она поигрывает веером, то являя свою ослепительную улыбку, то вновь прикрывая лицо, оставляя видимыми лишь глаза, которые вовсе не улыбались. Эта неопределенность раздражала безмерно. От нее свербело
Поравнявшись с вампирессой, граф посмотрел на нее искоса. Заметив это, она послала ему взгляд, долгий и томный.
В тот же миг кокетливая улыбка сползла с ее губ.
… Он оказался в будуаре, где каждый предмет был эталоном кричащей роскоши. Стены, затянутые шелковыми обоями с арабесками, позолоченная лепнина на потолке, японские ширмы рядом с мебелью в стиле барокко, тигриная шкура у камина… Хозяйка этой комнаты шла по магазину и сгребала все, что попадалось на глаза. В распахнутом шкафу виднелись платья, старавшиеся перещеголять друг друга блеском и обилием кружев, шкатулки на туалетном столике изрыгали драгоценности. И повсюду, на любой поверхности, стояли открытые коробки конфет. Фон Кролок поморщился и собрался закрыть дверь, покуда запах шоколада не въелся ему в кожу.
Потом он увидел птицу на подоконнике. Она пряталась за стопкой модных журналов.
Орнитология не была его сильной стороной, но птица напоминала малиновку, только взъерошенную и совсем тощую. Чуть повыше, на оконном стекле, прилипли несколько красных перьев.
Повернув головку, птица посмотрела на него глазами-бусинками и начала верещать…
Внезапно дверь с грохотом захлопнулась у самого лица. Не успев увернуться, вампир схватился за горящую щеку.
— Да что вы себе позволяете?! Это просто низко! Как у вас только наглости хватило!
Потирая щеку, Фон Кролок смотрел на взбешенную вампирессу со спокойной, вежливой скукой.
— Поздравляю, мисс Вестенр, почти получилось. Лжете вы отлично, Сатане нужно брать у вас уроки.
— Если думаете, что после этого я стану вам помогать, то не дождетесь!
— Она пыталась улететь, но ничего не вышло, — тихо проговорил вампир, будто рассуждая сам с собой. — Только почему она голодает, там же полно еды?
Люси прикусила губу.
— Да нечего там есть. Конфеты слишком крупные, застревают в клюве. Шоколад ей вообще противопоказан, — промямлила она, опустив голову.
— Если я снова спрошу, вы опять солжете?
— Сначала спросите, а я посмотрю.
— Почему вы позвали вампира, мисс Вестенр? Чего вам не хватало?
Она продолжала шагать по дорожке, упрямо глядя себе под ноги, читая на гравии одной ей видимые письмена.
— Мир был ненастоящим, — проронила она. — Всю жизнь мне казалось, будто я в кондитерской лавке, а по карманам у меня рассована тысяча гиней. Мужчины были… ну… как леденцы в корзинках, выбирай что хочешь — шоколад или лакрицу, нугу или марципан, карамель или турецкие сладости. Я набивала рот, пока не разболелись зубы. Конечно, не в моем положении привередничать и жаловаться на судьбу. Но я устала ни о чем не мечтать. Чего бы я не пожелала, назавтра это оказывалось в моей комнате,
— А вам нужно было, чтобы вас любили не только за стук монет о прилавок?
— Да. А еще я хотела перемазаться сажей и бегать по лужам с уличными мальчишками, помогать кухарке готовить рождественский пудинг, облизывая ложку украдкой, бродить по лесу босиком и смотреть на птиц, настоящих птиц, а не тех, которыми украшают шляпки. Улететь отсюда. Быть свободной. Знать, что люди говорят мне правду в глаза, потому что не считают меня идиоткой, чей мозг размером с бисерину не вместит правды. Хотела, чтобы меня стерли и нарисовали заново. И я позвала! Попросила, чтобы кто-нибудь отряхнул с меня сахарную пудру, разбил окно лавки и вытащил меня наружу. Все равно кто. Все равно куда.
Граф только руками развел. Ох, Люси, Люси. Фарфоровая статуэтка, которая мечтала спрыгнуть с каминной полки, не ведая, что разобьется. Ох уж этот бессмысленный человеческий оптимизм, глупая вера в то, что все перемены только к лучшему.
— Ну и что вы думает по поводу моего рассказа? — девица опять сменила тон. — Как видите, я оказалась заложницей своего богатства и положения. Никто не вправе меня осудить.
Развернувшись, вампир заглянул в зеленые глаза, в которых одновременно читалась насмешка, вызов и мольба, столько мольбы… Проще всего с ней согласиться, а не взваливать на себя новое бремя. Зачем ему такая ответственность? Но именно поэтому он сказал:
— Люси Вестенр, вы самая избалованная девчонка из всех, знакомством с которыми меня когда-либо наказывала судьба. Голова у вас забита лишь обновками да танцами. Что бы вам ни давали, вы все равно стучали ложкой по столу и требовали или того же, но побольше, или чего-то иного. Хочу, хочу, хочу! Еще, еще, еще! Мне, мне, мне! Вы наломали таких дров, что хватило бы на растопку целой деревни в лютую зиму. Вы сами причина всех своих несчастий. И получили по заслугам. Из-за своего легкомыслия вы подвели друзей, да, ваше поведение было непростительным… А сейчас снимайте туфли и чулки!
— Д-для чего? — спросила испуганная Люси, но когда вампир грозно нахмурился, нагнулась и начала торопливо развязывать шнурки.
— Для того, разумеется, чтобы ветер щекотал ваши босые ноги, когда мы полетим в Париж. То-то вы распугаете других птиц по дороге, — поймав ее недоуменный взгляд, он добавил. — Люси, вы испорчены абсолютно. Но поскольку вы сами признаете это, значит, не все потеряно. Вечность — достаточный срок, чтобы из вас получилось что-нибудь толковое.
Люси повертела в руках изящные туфельки, затем, размахнувшись, со всей силы зашвырнула их в кусты.
— Спасибо, — прошептала она, — спасибо!
— Если существуют вампиры, — Мег сосредоточенно сдвинула брови, словно собирая сложную мозаику, — то должны быть и другие сверхъестественные существа?
В ответ Сара разразилась хихиканьем. Это вампиры-то сверхъестественные? По ее мнению, они зауряднее мочалки. Кроме того, согласно словарю, «сверхъестественное — это нечто необъяснимое естественным образом, небывалое, удивительное.» Ergo, в их краях сверхъестественным можно назвать только трезвого мужчину воскресным вечером.