Вампиры ночи
Шрифт:
– Имя.
Я пытаюсь вспомнить свои фальшивые данные и легенду.
– Брен… Брэнди. Зовите меня Брэнди.
Я не могу использовать имя Бренда. Для стриптизерши оно совершенно не подходит.
– Ты американка, – говорит он утвердительно.
– Да, как вы узнали? Из-за акцента?
– Обувь.
Я все еще стою вверх ногами и пытаюсь сохранить положение, но перед глазами все начинает расплываться. Довольно сложно вращаться вокруг шеста, но еще труднее, когда нет музыки и Вампир наблюдает за тобой, как за жареным
– Я беру в «Черный кролик» только лучших танцовщиц, а ты… – Он касается кончиком языка левого резца. – Ты не умеешь танцевать.
Звона нет, он не притворяется. Я облажалась, но молчу. Знаю по собственному опыту, что чем меньше говоришь, тем меньше плохого с тобой происходит.
Выпрямившись, он подходит ближе, а затем наклоняется вперед, уперевшись локтями на сцену.
– Откуда ты? – произносит Лукка на ломаном английском.
– Из Нью-Йорка.
– Почему Москва? Нравится холод? – Он говорит это, глядя мне на грудь.
От мороза в комнате соски затвердели, но от его белоснежных, пристально смотрящих глаз они становятся еще тверже. Странный мраморно-белый взгляд Лукки встречается с моим и замирает, будто ему известно, о чем я думаю.
– Сядь, – произносит он тихо. – Давай поговорим.
Опускаюсь на зеркальный пол и сажусь по-лягушачьи, чуть придвигаясь к нему. Мое лицо оказывается напротив его. Может, я и не умею танцевать, но есть другие вещи, которые мне подвластны, чтобы привлечь на свою сторону таких парней, как он.
– Я в бегах, – говорю шепотом, заставляя его приблизиться ко мне. – Намного легче быть тем, кем действительно хочешь, только если ты далеко от дома.
Все это часть моего представления, но после с содроганием осознаю, что так оно и есть. Я думаю о своей маме, которая всегда донимает меня, Джексоне, давшем мне этот последний шанс, и о моей сестре, по которой скучаю, как по отрубленной конечности, и понимаю, что бегство – это именно то, чем я занимаюсь в «Хронике». Мне нравится «Кровавая хроника», мне нравится анонимность и постоянные путешествия. Потому что мне нравится забывать. И сегодня, сегодня вечером в Москве я стану танцовщицей с именем Брэнди, а у Брэнди нет печальной предыстории. У нее просто есть то, что нужно расследовать. И белоглазая мишень.
Он облизывает уголок губ, и от страха дрожь пробегает по моей груди, мимо кружева на животе и прямо вниз, туда, где ремень впивается в меня.
– Кем ты хочешь быть, Брэнди? – спрашивает он, проводя пальцем вдоль моего лба и убирая прядь неоново-розовых волос. Так близко, что я чувствую его дыхание на моей щеке. Запах шампанского и крови.
– Просто хочу повеселиться, – отвечаю ему. Именно таким он мне и кажется, тем, кто любит повеселиться. И я права, потому что в ответ он одаривает меня своей ухмылкой, от которой по позвоночнику пробегает приятный холодок.
Я наклоняюсь ближе, а затем быстро, как не смог бы человек, Лукка касается моего лица
В нормальной ситуации я бы, конечно, отстранилась, но мне нужно знать, что будет дальше. Надо завоевать его доверие. Медленно проводя пальцем по моей шее, он приближается ко мне. Его губы выглядят мягкими, и, возможно, все было бы не так ужасно, если бы я…
Вскрикиваю, ощутив боль от раны на шее, и дергаюсь от укуса. Его белые как кость глаза впиваются в мои, пока он касается царапины и убирает окровавленный палец. Медленно, словно призывая ему помешать, Лукка подносит его ко рту и слизывает каплю моей крови, будто пробует хорошее виски. Через мгновение он сплевывает и морщится от отвращения.
– Ну, привет, Ведьмочка, – нежно произносит Лукка.
Проклятье, он меня раскусил! Хуже некуда.
Пытаюсь отползти назад, но он хватает меня за лодыжки и тянет на себя, так что мои ноги теперь свисают со сцены.
Лукка улыбается, его клыки сверкают в тусклом свете комнаты. Затем он снимает с меня парик и отбрасывает в сторону.
Я изо всех сил пытаюсь дышать равномерно. Так ли это важно, что он знает обо мне? Скорее всего, ему неизвестно, что я репортер. Но другое дело – Ведьмы. Он действительно может их ненавидеть.
– Что ты делаешь в «Черном кролике», Брэнди? – Голос каменный, а лицо неподвижно.
Не отвечаю, и он с силой встряхивает меня.
– Кто прислал тебя?
Начинаю импровизировать.
– Ты, Лукка. Мне хотелось встретиться с тобой. Я много слышала о тебе.
Целюсь прямо в его тщеславие. Если не сработает, то придется достать нож из пальто и целиться во что-нибудь другое. Он тянет за один из моих ремней, а затем резко отпускает.
– Очень лестно. Что ты умеешь?
– О чем ты?
Лицо Лукки в сантиметре передо мной, холод его золотых цепей ощущается на моей груди. Я смутно осознаю, что он стоит между моих ног.
– Не прикидывайся тупой американкой. Какой у тебя Ведьмовской дар? – шепчет он мне на ухо.
– Я Верити. Распознаю ложь.
Лукка делает шаг назад, а я поднимаюсь следом, чувствуя некоторое облегчение.
– И это все? – спрашивает он.
Несмотря на то, что в комнате холодно, мои щеки горят от того же унижения, которое преследовало меня всю жизнь. Саския, дочь одной из самых могущественных Ведьм в мире, но все, что она может сделать, это распознать ложь. Как убого.
Кажется, он начинает терять ко мне интерес, а этого я допустить не могу.
– Еще умею разговаривать на многих языках, в том числе на русском, – добавляю неуверенным тоном.
– Мы идем к моему брату, – говорит он, поднимая бутылку, в которой, как я теперь уверена, кровь какого-то бедняги.
– За здоровье, – восклицает он по-русски, желая мне крепкого здоровья, прежде чем сделать еще один глоток. – Костя, возможно, заинтересуется твоими услугами.
Константин?