Вампиры Восточной Европы
Шрифт:
Фома из Кантимпрэ в обоснование довода о еврейских преступлениях приводил высказывание блаженного Августина: «Вследствие проклятия отцов преступное предрасположение переходит и теперь в нечистую кровь детей, так что вследствие буйного течения ее безбожное потомство терпит неизбывную, неискупаемую муку, пока оно, раскаявшись, не признает себя виновным в крови Христа, и тогда получит исцеление». Не желая каяться и признавать Христа, евреи пытаются лечить свою нечистую кровь христианской кровью.
Пережив небольшой спад в XIV столетии, охота за младенческой и отроческой кровью продолжилась бурными темпами вплоть до начала XX в. Еще в 1899 г. мюнхенская газета
Убийцы добывали кровь посредством уколов и ранок на теле ребенка (1442, Линц; 1502, Прага; 1540, Нейбург; 1598, Вязники; 1636, Люблин; 1753, Маркова Вольница, Польша; 1817, Велиж; 1843, Луцк), отрезая ему голову (1456, Анкона), закалывая его на жертвеннике (1486, Регенсбург). Иногда евреи, найдя взаимопонимание с деловыми христианами, покупали у них уже готовую кровь (1401, Диссенхофен, Швейцария; 1462, Ринн, Тироль; 1639, Ленчица, Польша; 1833, Плитчаны, Минская губерния).
Для нас наибольший интерес представляют два случая пития крови, описанные задолго до вампирской лихорадки XVIII столетия. В 1494 г. в Тирнау [27] (Венгрия) было казнено двенадцать евреев, вскрывших вены мальчику и выпивших его теплую кровь. В 1529 г. в венгерском городе Пезинок [28] один из евреев, задержанных по подозрению в издевательствах над девятилетним мальчиком, признался, «что они высасывали через пустые перья и трубочки эту кровь из ребенка».
27
Ныне Трнава (Словакия).
28
В разных источниках этот венгерский (ныне в Словакии) город именуют то Пезинг (город в Баварии), то Боссинген (такого места в Венгрии нет). В начале XVI в. он назывался Bosing.
Кровь Бога
Ничего нового в обвинениях против евреев не было. Их уже доводилось выслушивать первым христианам. Римляне, допускавшие питье крови животных, не могли принять употребление крови человека, которого к тому же почитали за Бога. Последнее им казалось «безумием» (1 Кор. 1: 23), равно как и протестантским богословам, отказывающим ранней Церкви в вере в реальное присутствие Тела и Крови Христовых под видом хлеба и вина. Ну а поскольку распятый Бог представлял «соблазн» для иудеев, они тоже приложили руку к преследованиям «каннибалов» и «кровопийц».
Амфилохий в житии Василия Великого (IV в.) рассказывал о еврее, тайно посетившем христианскую литургию и увидевшем, как Василий разрезает на части маленького ребенка, а чашу для причастия наполняет настоящей кровью. В житии святого Георгия один сарацин наблюдал за христианским священником, убивающим ребенка и сливающим его кровь в чашу. Но в этих видениях не было ничего криминального! Поэтому они включены в жития. Под видом детей взорам ошеломленных недоброжелателей представал сам Христос. В рассказе, передаваемом аввой Даниилом Фаранским от лица Арсения Великого (V в.), одному монаху, не верующему в реальное присутствие Христа в Святых Дарах, ниспослано откровение: «Когда хлеб положен был на святой престол, он представился… в виде Младенца. Когда же священник простер руку для преломления хлеба, с неба сошел ангел Господень с ножом, заклал Младенца и Кровь Его вылил в чашу. Когда же священник раздроблял хлеб на малые части, тогда и ангел отсекал от Младенца малые части».
Ужасы начинались там, где Христа подменяли обычными людьми. Епифаний Кипрский приписывал гностикам употребление менструальной крови вместо Христовой, а Кирилл Иерусалимский и Августин то же самое говорили о манихеях.
Христос причащает апостолов Кровью. Фреска афонского монастыря Ставроникита (XVI в.).
Монтанисты, по Епифанию, добывали кровь из ребенка, искалывая его иглами, как это потом делали евреи.
Да и вообще евреи не были одиноки в своих пристрастиях. Во время диспута между доминиканцами и францисканцами, состоявшегося в 1507 г., доминиканцы обвинялись в использовании крови и волос еврейского (!) ребенка (Бернская хроника, 1585). Русские хлысты приносили в жертву младенца, рожденного их «богородицей», а из его сердца и крови, смешанных с мукой и медом, приготовляли хлеб для причастия.
Евреев, по мысли обвинителей, могли толкнуть на убийства детей лежащее на них проклятие и прекращение собственных жертвоприношений. В «наветах», направленных против самих христиан — и правоверных, и еретиков, — была повинна та революция, что совершилась в их богослужении. Если бы язычники обливались и причащались кровью человека, предварительно воздав ему божественные почести, христиане столкнулись бы с теми же трудностями, что и иудеи, в попытке обосновать новаторский характер Евхаристии. Но язычники пили кровь животных, которым антропологическая школа, убежденная в языческом происхождении христианской жертвы, поспешила придать статус богов.
Упразднив кровную жертву, христианство отказалось от малейшего намека на «кормежку», но не отказалось от самой крови, переадресовав ее верующим. Бог, поящий собственной Кровью людей, но Сам кровь не потребляющий, — нонсенс для язычников. Кровь из другого мира им знакома — она активно участвует в творении мира видимого, но для поддержания его существования, равно как и существования богов, нужна здешняя кровь — через нее осуществляется круговорот крови между мирами, а значит, их единство. Даже иудеи, желая заслужить прощение, возвращали кровь сотворившему ее Иегове.
В полном согласии с древним принципом, по которому в крови заключена сущность ее носителя, Христос говорит: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6: 56). Однако «состязание» кровей в Евхаристии преодолевается: высшее (божественное), по словам архимандрита Киприана (Керна), побеждает тварное, и христиане, а в их лице вся Церковь, претворяются в Тело и Кровь Бога. Соединение человека и Бога происходит так же, как соединение двух природ во Христе. Ни одна из них не подчиняет себе другую, поскольку божественный дух заключен в самом человеке.
Восточные отцы, помнившие не только о божественной, но и о человеческой природе Христа, не чурались буквального толкования пития Его Крови. «Мы Тебя вкушаем, Господи, и мы Тебя пьем!» — восклицал Ефрем Сирин. Макарий Магнезийский сравнивал причащение Святыми Дарами с питанием младенца, который под видом молока «ест плоть и пьет кровь своей матери». По словам Никиты Стифата, «мы пьем из чаши эту Кровь горячею, как она истекла из Господа», то есть из Его человеческого тела, но не только страдающего на Голгофе или погребенного в гробу, но и воскресшего, прославленного и вознесенного на небо. Тем самым провозглашался вневременной характер Евхаристии, который не подчинен законам нашего чувственного восприятия и нашей логики.