Вампиры. Опасные связи
Шрифт:
— Дорогая моя доченька. — Человек шагнул вперед.
Девочка бежала не оглядываясь, тихонько всхлипывая, по одной улице, потом по другой, в ужасе при мысли о том, что, возможно, бежит по кругу и вот-вот снова выскочит на площадь, и он будет там… Она бежала. Потом попала на улицу, на которую попадать не стоило, — в тупик. Она обернулась — и увидела, что тот человек стоит у нее на пути.
Девочка замерла. Словно сухие листья шелестели у него в горле, когда он подошел к ней. Он поднял руки вместе с полами плаща, словно они были соединены, словно он завернулся в просторные крылья — и теперь накрыл этими крыльями их обоих. Губы
Гленда проснулась, ее бил жестокий озноб.
— Я тебя разбудила? Солнышко, ты тут как? Ты белая, как привидение! Мы идем обедать, может, ты…
Гленда мотнула головой:
— Нет. Что-то мне нехорошо. — Слова раздирали горло. Язык пересох. — Ты мне принесла попить?
— Ой, прости! Забыла. Чего бы тебе хотелось? Сейчас сбегаю и куплю. Может, поешь чего-нибудь?
Гленда еще раз мотнула головой:
— Нет, только пить.
Было трудно сосредоточиться, а удержать внимание еще труднее.
Дебби подошла к кровати, протянула руку, и Гленда яростно отпрянула.
— Глен, я просто хотела проверить, нет ли у тебя температуры! Гм… ты такая горячая. Боже мой, что это у тебя на шее?!
Гленда погладила пальцами две крошечные ранки и пожала плечами.
— По-моему, тебя надо отвезти в больницу!
— Нет. Я скоро… Я приму аспирин… Я полежу… Все пройдет…
Лицо Дебби пошло рябью и расплылось, словно Гленда смотрела на него из-под воды. Она провалилась в пропасть.
Луна уже ушла с неба и начало светлеть, когда она открыла глаза. Она лежала на булыжной мостовой в коротком узком переулке и с трудом поднялась на ноги. Пить хотелось ужасно. Рот был весь отекший, язык разбух. Девочка обеими руками откинула волосы с лица и почувствовала что-то липкое. Она снова подняла руку — медленно и неохотно, ощупала себя и вспомнила, какие метки оставались на шеях у некоторых горожан, и вспомнила, что потом они умирали.
Она прошла по извилистым улочках и наконец увидела колокольню Ла-Хиральда. Восходящее солнце осветило башню, и девочка разглядела под кровлей летучую мышь, которая висела, словно свернутый лист.
Граждане Севильи в лице двоих пьянчужек в свое время попытались поймать дьявола (который, как полагали в народе, поселился в мавританской башне в обличье летучей мыши) в его обиталище и заколотили дверь, чтобы не дать ему бродить по улицам города. Однако им открыли глаза на то, что, даже если предположить, будто деревянные доски способны остановить дьявола, летучим мышам вовсе не нужно непременно вылетать в двери, когда в башне столько окон, — и пьяницы оставили свою затею.
Девочка полезла через недостроенную преграду и поцарапала ногу. Она поглядела на крошечные бусины крови вдоль кривой царапины и отвела глаза. А теперь куда — вверх? Туда, где висят колокола, которые никогда не звонили? И тут она заметила сбоку дверь — деревянную дверь, не затянутую паутиной. Девочка подошла к ней, толкнула и увидела ступеньки, которые вели вниз, во тьму. Закрывать дверь она не стала, чтобы падал свет, и начала спускаться. Ступеньки были пологие, но их было очень много. От бесконечного спуска ноги девочки заныли.
Внизу оказался просторный подвал — девочке даже не было видно, где он кончается, — скудно освещенный факелами, которые дымили в
На нее бесшумно и смертоносно спикировала летучая мышь. Девочка пригнулась, чтобы спрятать глаза, но тварь только задела ее щеку краем кожистого крыла. Девочка повернулась и побежала к лестнице, и летучая мышь не стала за ней гнаться. Наверху, при солнечном свете, девочка перевела дух и обдумала то, что увидела. Она подумала о его жестоком лице, о кроваво-красных губах. Медленно облизнула сухие губы — и рука невольно дернулась к шее. Кто же он — дьявол или кто-то еще? Дьявола убить невозможно, а кого-то другого…
Когда она сделала, что хотела, руки у нее были все в занозах и царапинах, зато теперь она обзавелась оружием — большой заостренной палкой. Снаружи лежала груда камней, и девочка нашла себе кирпич. Старуха в черном, ранняя пташка, подозрительно глянула на нее, но ничего не сказала.
Когда девочка вернулась в подвал, летучая мышь снова налетела на нее и принялась кружить над головой. Девочка прикрыла лицо, но с пути не свернула. Она положила кирпич на пол, схватила деревянный кол обеими грязными, окровавленными руками — и ткнула его человеку в грудь. Глаза ей застилали волосы, а потом и кровь, ведь летучая мышь рвала и терзала ей голову, но наконец кол вонзился, и усилия девочки были вознаграждены — жертва глухо застонала. Летучая мышь вскрикнула — испустила горький вопль поражения — и умчалась прочь, хлопая крыльями. Тогда девочка взяла кирпич и со всей силы ударила по колу.
Раздался крик — словно закричали сами стены, — и ей в грудь, на руки, в лицо ударил фонтан крови. А девочка все била и била, она то ли не могла, то ли не хотела остановиться, пока кол не пронзил лежащего насквозь, и только тогда триумфально отшвырнула кирпич и выпрямилась, задыхаясь и глядя на бурлящую кровь. Было очень тихо. И тут девочку, сметая даже боль, даже триумф, захлестнула жажда. Девочка рухнула на колени, припала лицом к груди жертвы и пила, и пила, и пила, пока не насытилась.
Гленда открыла глаза. В комнате было пусто, солнце нагрело красные плитки пола и белые стены. Все снова стало четким и осязаемым — должно быть, температура упала. Предметы с тали твердые, как алмазы, обрели плотность и фактуру, которых Гленда раньше не замечала.
С балкона вбежала Дебби и, увидев, что Гленда сидит, испуганно остановилась.
— Ого! Как ты себя чувствуешь? Ну и потрепала ты нам нервы!
— «Нам»?!
— И мне, и Роджеру, тому канадцу из номера в конце коридора. Он побежал вызвать врача.
— Не надо мне врача! Я же сказала!
Ну да, сказала — и тут же хлопнулась в обморок. Лежи уж! Не прыгай! Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Превосходно. Лучше некуда.
— Все равно не вставай. Хочешь, принесу попить?
— Нет, спасибо. — Гленда откинулась на подушку.
Врач не нашел у Гленды никаких симптомов, кроме загадочных отметин на шее. Когда его расспросы начали Гленде докучать, она притворилась, будто не понимает его английский — на самом деле очень правильный, — и с головой накрылась одеялом, жалуясь, что свет режет глаза и она ужасно устала.