Ванесса
Шрифт:
— Конечно.
На сей раз Незрин почувствовал, что его собеседник не шутит.
— Короче говоря, жители Сиваха не отличаются от нас, обычных людей?
— Нет.
— И все же отличие есть! — воскликнул Незрин. — Они не ведают всеобщей жажды власти и страха перед ней. Они подчиняются политической власти не только с готовностью, но и с удовольствием. В этом случае напрашиваются два предположения: их эксцентричное поведение либо наследственное, либо приобретенное. Согласны?
Гвидо не выразил ни одобрения, ни порицания. Но Незрина это мало беспокоило.
— Первое предположение связано с генетической мутацией. Мутации вам не нравятся, поэтому о них говорить не будем. Остается
— Что именно?
— Притчу о льве, верблюде и ребенке. В ней говорится о трех возможных состояниях зрелости человека. Первое — лев, который понимает только силу и надеется только на себя. Второе — верблюд, который терпеливо переносит страдания и подчиняется рассудочно, ожидая, когда представится возможность отомстить — ударить ногой иди укусить. Третье состояние — детское. Ребенок еще не знает, что со временем станет сильным. Между тем он не тратит времени, каждый день пытаясь выиграть и проигрывая. Он просто не думает о власти. Он развивает свой ум, играет, созидает, радуется. К какой из этих категорий можно отнести сивахцев?
Но Гвидо, видимо, считал, что сказал уже достаточно. Теперь он забавлялся тем, что носком туфли подталкивал жабу, неизвестно как попавшую на ковер. Незрин сам ответил на свой вопрос.
— Если хорошо подумать, сивахцы не вписываются ни в одну категорию, предложенную Ницше. Они никого не едят, не держат нож за пазухой, и если считать, что их развитие когда-то остановилось, то уж не в детстве, конечно. Детям свойственны любопытство, изменения, рост. Они прекрасно знают, где власть, чтобы не слушаться ее. И в этом они полная противоположность сивахцев. Последние, как я уже говорил, исключительно продукты культуры и цивилизации более обособленной и застывшей, чем любая другая. Гвидо рассматривал египтянина с таким же брезгливым любопытством, как и жабу.
— Культура есть отказ от перемен, — продолжал Незрин, — а отказ от перемен означает на практике отказ от роста. Прогресс заключается в постоянном обновлении. Но люди не слишком радостно приветствуют новое. Они больше принимают его разумом, чем чувствами. К тому же они уверены, что выиграют от роста и расширения горизонтов. Они склонны больше доверять установившемуся укладу жизни общества. Их не интересует, как оно достигло данного культурного уровня. Но как же еще, если не цепью перемен? Каким чудом новшества древних теперь воспринимаются как консерватизм? Почему вчерашние скандалы сегодня более чем уместны и приличны? Или вчерашние деликатесы сегодня скромная трапеза? Потому что консерваторы — это люди с избирательной памятью, хранящей только то, что стоит хранить. С их точки зрения благоразумие — одна из таких стоящих вещей. Правда, нелепо думать, что в изменяющемся мире косность более надежна, чем эволюция! Беда в том, что ни одно общество не хочет учиться тому, как жить, а только тому, как иметь. И учится этому так же нерадиво, как и всему остальному. Подчиняясь правилам данного общества и приспосабливаясь к его условиям, человек соглашается на меньшее в надежде получить больше. В результате он теряет свое лицо и ничего не имеет.
Гвидо был изумлен. Слышать такие речи от Незрина! Он не мог сдержать улыбку:
— Жаль, Вана не может слышать нас. Она была бы счастлива! — И, не удержавшись, добавил: — Вы ведь ей обязаны этим.
— Она мне очень нравится, — признался Незрин. — Я знаю ее с детства.
И вдруг заговорил тихо и доверительно, точно решил поделиться с другом свежей мыслью:
—
— Скажите, чем вам мог помочь археолог? Вы знали о Ване до приезда в Каир и даже не пытались искать кого-то другого. Ее, только ее вы хотели взять с собой в Сивах. Почему?
Гвидо решил ответить откровенностью на откровенность:
— Это очень просто, — объяснил он. — Я решил, что она из Сиваха.
— Не может быть!
— Не по рождению, конечно. Сивахцем не обязательно родиться. Им можно стать.
— Предположим, вы правы. Но как она могла стать такой?
— Этого я не знаю. Как раз одну из гипотез на этот счет я хотел проверить.
— И она оказалась неверной? — По всем пунктам.
— А именно?
— Это мое дело.
— Ладно, тогда расскажите о других ваших гипотезах.
— Не надейтесь, что я займусь вашим просвещением, мистер Адли, — зло бросил Гвидо. — Всего, что вы вылили на меня за эти два часа, вполне достаточно, чтобы вы смогли почувствовать свое превосходство. Но думаю, что вы не более хозяин себе, чем я.
— Вы правы. — Незрин ничем не выразил своего возмущения по поводу гневной вспышки собеседника. — Ситуация, совершенно ясна. Вы исключили эндогенное происхождение странной особенности сивахцев. Оставалась только одни версия, которую вы приехали проверить лично. Не существует ли какой-то еще внешний нейропсихофармакологический фактор, не связанный с их организмом и влияющий на мозг сивахцев. Может быть, это вещество — продукт окружающей среды, или они сами его готовят? Вольно или невольно, они принимают его и в итоге получают тот же результат, что и при введении медиатора, который так хорошо знаком вам. Поэтому вполне естестве: дно было прислать вас. Вы должны были провести исследования на месте и найти формулу, действие, дозу и побочные эффекты этого природного вещества. Затем вы должны были синтезировать его точно так же, как это уже делали с Единорогом. Вот почему вы здесь.
Гвидо слышал Незрина, точно студент надоевшего лектора, и когда тот на мгновение замолчал, налил себе полный бокал.
— Почему консорциум, на который вы работаете, придает такое большое значение сивахскому синдрому? Потому что, если вам удастся найти составляющие этого вещества, CIRCE, а скорее, «Эгида» найдет технические и финансовые средства для того, чтобы пустить на поток его производство, а потом предложить его за баснословную цену любому правительству. Для чего? Чтобы заставить всех людей почитать власть и порядок, чтобы успокаивать наиболее активные элементы и облегчить жизнь полиции. Чтобы насадить стиль поведения сивахцев во всем мире.
Незрин взглянул на сонное выражение лица итальянца и взорвался:
— Это же наивно! Правительство и полицейские силы сами по себе нестабильны. Они могут стать марионетками в чьих угодно руках. Такое уже случалось, и результаты нам хорошо известны. Правительство, между прочим, обладает весьма и весьма условной властью. Власть истинная избегает заседаний парламента и министерских кресел. Она не зависит от голосующих на выборах, от пристрастий ликующей толпы, от переворотов и революций. Наши полисы слишком многолюдны для такого управления. А политика слишком массова. На этой планете серьезные проблемы не решаются политиками и правительствами. Они требуют определенного уровня технических знаний, сконцентрированных в дюжине организаций, подобных CIRCE и находящихся в распоряжении крупных компаний. Эти монстры не признают иной родины, кроме космополитического государства, которое они защищают и расширяют.