Ванесса
Шрифт:
Помощник казался смертельно оскорбленным, но отнюдь не тем, на что намекал шеф.
— Что касается дела Андреотти, меня нельзя упрекнуть в неблагонадежности.
— Я ничего подобного и не думал. Это просто шутка.
Но толстенький человечек никак не мог успокоиться. Он хотел прояснить все до конца:
— Когда вы послали меня с заданием в Сивах, то думали, что итальянец хочет навредить нам. Сегодня я могу сказать с уверенностью: он — не враг.
— Разве я стал бы вести беседы с врагом, Мехди? — пожурил его Незрин.
Гвидо удобно устроился в мягком кресле с кружевным чехлом. Незрин откупорил
— Сколько льда?
— Три кубика. Благодарю.
Итальянец с трудом подавил улыбку, заметив, что виски его любимого сорта. Королевская любезность? Или Незрин намекает, что им с самого начала известно все, включая вкусы Гвидо.
Но это излишне. Он никогда не питал иллюзий насчет подобных организаций. По молчаливому соглашению они дождались, пока уйдет официант, и только тогда начали дуэль.
Для Гвидо было делом чести дать залп первым.
— Вы тоже в отпуске? Похоже, что в вашем ведомстве все имеют бессрочные отпуска и проводят их только в Сивахе.
— Дорогой мой, признаюсь, дипломат я неважный, — ответил египтянин. — И в доказательство сразу перейду к делу. Но прежде позвольте принести вам свои извинения.
— О, не беспокойтесь. Я не слишком обидчив.
— Хочу извиниться за умышленную обиду, — невозмутимо продолжал Незрин.
Он уселся в кресле поудобнее, вытянул ноги и смотрел на итальянца, поглаживая бороду. Гвидо невольно заметил, что борода его стала длиннее и что из-под старомодных высоких гетр выглядывают начищенные до блеска ботинки из козлиной кожи.
— Я говорю о нашей первой встрече. В тот день я принял вас за другого. Думал, что вас зовут Форнари. Может, вы его знаете? Хотя вряд ли. Он, как и вы, работает в CIRCE — Международном консорциуме по исследованиям в области кибернетики и энергетики, но занимает более скромную должность. А следовательно, получает гораздо меньше вас. Во всем виновата беспечность нашего доброго знакомого Джанниполо Гатто, чей острый ум и горячую веру мы оба знаем и ценим.
— Веру во что?
— В будущее итало-египетских отношений, — объяснил Незрин, закуривая очередную сигарету. — CIRCE возложил на этого Форнари совершенно невероятную миссию. Предполагалось, что он едет в Сивах для секретных переговоров по поводу приобретения земельного участка. Цель этого фарса заключалась в следующем: нужно было заставить нас поверить в то, что под оазисом есть огромные залежи нефти. С точки зрения результативности все это выглядело наивно и глупо. Такими грубыми приемами уже давно никто не пользуется. В наши дни деловой человек, если он действительно хочет пристроиться На нашей территории, должен быть поизобретательнее. Сразу стало ясно, что эта поездка рассчитана на то, чтобы пустить нас по ложному следу. Значит, CIRCE готовит более серьезную акцию. Эта тактика хорошо известна. И нас удивило только одно: почему такое серенькое дело поручили вам, с вашими способностями? Все стало на свои места, когда я понял, что вы — не Форнари. Или, по крайней мере, не выдаете себя за него, если раньше у вас и были такие намерения. Во всяком случае, все это — дело прошлое. И интереса уже не представляет.
«Если вступительная речь заняла столько времени, — подумал Гвидо, — то основная часть может затянуться до утра. А как же встреча с Илитис?»
Но выдержке Незрина, видимо, пришел конец. У него больше не было сил соблюдать светские условности, и он пошел в атаку:
— Не знаю, по своей ли инициативе вы в последний момент изменили план операции или получили инструкции. Может быть, особая хитрость CIRCE заключается в том, чтобы всегда разыгрывать на переднем плане комедию, подобную этой. Дескать, при провале удастся легче Отделаться, чем при серьезно спланированной акции. В этом что-то есть.
Гвидо не стал комментировать эти предположения, и его собеседник продолжал:
— Я обладаю достаточным чувством юмора, чтобы оценить комизм ситуации. Мы говорили на разных языках. Я ведь узнал вас только после того, как вы вышли из моего кабинета.
— А разве мы раньше где-то встречались?
— Никогда. Но я много слышал и читал о вас. Прежде чем перейти к сути дела, позвольте задать вам один вопрос: какого черта вы соврали мне тогда? Гвидо вопросительно взглянул на египтянина.
— Вы представились инженером Гвидо Андреотти. Какую цель вы преследовали этой ложью? Она была для вас совершенно бесполезна. Вы ведь ни разу даже не попытались сделать вид, что ищете какие-то месторождения или, на худой конец, подбираете маршрут для прокладки трубопровода.
— Но по профессии я инженер.
Незрин нетерпеливо фыркнул:
— Но вы широко известны отнюдь не инженерными изысканиями. Наверное, вы и не подозревали, что я об этом знаю.
Гвидо устало вздохнул. Незрин тут же решил, что наконец попал в самую точку, и поспешил развить успех.
— Возможно, вы ко всему еще и инженер, мистер Андреотти. Но в первую очередь вы химик, а точнее — биохимик. Биохимик имеет дело с молекулярной биологией, но ваша область — не просто цитология и не генетика, к которой вы относитесь с непонятным презрением.
— Я отношусь так не к генетике, а к генетикам.
Незрин явно воодушевился тем, что ему удалось разговорить итальянца.
— Отрасль, в которой вы работаете, называется нейропсихофармакология. Я думаю, вы не станете отрицать, что являетесь одним из крупнейших ученых в этой области. В то же время ваши Труды могут быть оценены по заслугам только коллегами, потому что непосвященные едва ли понимают, что такое нейропсихофармакология.
— А вы понимаете? — резко спросил Гвидо.
— Да. В двух словах, это наука о веществах, способных управлять функциями центральной и вегетативной нервной системы. Эти вещества вырабатываются в организме, но могут быть синтезированы искусственно. Искусственные вещества могут оказывать влияние на организм, совпадающее с естественным или противоположное ему. В этом случае и эффект будет прямо противоположным.
— Любопытно.
— Я не настолько глуп, чтобы просвещать вас на эту тему. Слава Богу, понимаю, с кем говорю. Я просто хочу взаимопонимания между нами по поводу различных областей применения вашей науки.
— Я не имею своей персональной науки.
— В некотором роде имеете. Думаю, именно это персональное знание не дает вам возможности получить Нобелевскую премию, которую вы давно заслужили. И впредь, оно не позволит вам даже надеяться на награду.
— Я никогда не унижусь до того, чтобы выклянчивать такие мелочи.
— Не думаю, что сильные мира сего в восторге от вашей заносчивости. Но эта черта характера не является препятствием для получения наград, которые вы заслуживаете. Ваши труды слишком значительны, чтобы не быть замеченными. Но скажите на милость, как шведы осмелятся ознакомить общественность с характером и возможными результатами ваших научных разработок? Боюсь, наш век не готов к восприятию ваших великих открытий и недостаточно милосерден для них.