Ванго. Между небом и землей
Шрифт:
— Кто этот русский, который ухаживает за лошадьми?
— Да так, бродяга, — ответил он, выходя из кабинета.
Она взглянула на брата.
— Бродяга?
— Бродяга, который искал работу.
— Тебя не удивляет, что сюда случайно занесло русского бродягу?
Он рассмеялся.
— Опять ты за свое… Вдруг это шпион! Семнадцатилетний шпион, пришедший с холода, чтобы следить за двумя сиротами.
Месяц назад у Этель уже возникали похожие подозрения. Она уверяла, что в Эдинбурге кто-то обшарил ночью ее номер в отеле,
— Этель, ты видишь людей, которых не существует, и не способна увидеть тех, кто находится рядом. Посмотри на Тома Кэмерона: как он вертится вокруг тебя!
Она пробормотала, улыбаясь:
— Ему давно пора остановиться, не то совсем свихнется.
Нужно сказать, что в последнее время все Кэмероны держали себя весьма странно. Родители Тома приезжали в замок Пола и Этель в состоянии крайнего возбуждения. Всем своим видом они показывали, что посвящены в какую-то тайну. Бросали туманные намеки, говоря ни к селу ни к городу о том, «чего им не положено знать» или «о чем следует пока умалчивать». И чем больше родители суетились, тем бледнее становился их сын, ежась от стыда и пряча глаза.
Во время этих визитов Этель почти никогда не бывала дома. Полу приходилось выпутываться самому, когда они заявлялись без предупреждения. У дворецкого Джона уже вошло в привычку недвусмысленно объявлять хозяину: «К вам из сумасшедшего дома с другого берега».
Они входили.
Пол каждый раз придумывал убедительные причины, чтобы оправдать постоянные разъезды сестры. Леди Кэмерон всегда отвечала: «Ну конечно! Пусть еще немного порезвится!» — как говорят, глядя на бегающую курицу, предназначенную для супа. Она снимала со стены картины, чтобы разглядеть подписи художников, пересчитывала хрустальные люстры и взвешивала на руке столовое серебро.
Этель лениво потягивалась в кресле у камина.
— Тебе и вправду нечего мне сказать о Томе? Ты с ним не говорила?
Сестра усмехнулась.
— Нет, клянусь тебе.
— В таком случае думаю, что возникло недоразумение… Бедный Том…
— Не беспокойся о нем.
В дверь постучали.
Мэри принесла чай. Этель встала, обняла старушку и завертела ее в сумасшедшем вальсе. Пол широко распахнул двери кабинета, чтобы они лучше слышали граммофон.
Степенный дворецкий Джон вошел и, увидев эту сцену, остановился, донельзя ошеломленный.
Мэри даже не успела поставить поднос. Она с испуганным кудахтаньем кружилась по комнате в объятиях Этель; так они и вальсировали вместе с чайным прибором. Пол подхватил на лету первую падающую чашку, потом вторую, а затем и чайник. Джону достались сброшенные туфли Этель.
Сахарница закончила свой век в камине, распространив напоследок запах карамели.
От громкой музыки звенело в ушах.
Этель наконец отпустила Мэри.
— Они просто ненормальные! — простонала горничная, падая в объятия Пола.
29
Госпожа Виктория
Где-то во Франции, месяц спустя, ноябрь 1935 г.
Между горными ущельями вилась ленточка белого пара. Поезд мчался через темные еловые леса, пересекал горные реки и каменные осыпи.
Виктор Волк разглядывал через оконце проносившийся мимо пейзаж.
Его везли в поезде из пяти бронированных вагонов. И было невозможно определить, в каком из них находится арестованный.
Все остальные вагоны были набиты военными.
Еще два таких же состава, с тем же количеством солдат, но без арестанта, выехали из Парижа с интервалом в несколько минут.
Комиссар Булар все рассчитал.
Арестованного должны были доставить в одну из трех готовых к его приему крепостей. Первая находилась в Альпах, на неприступном горном склоне. Вторая — недалеко от острова Ре. И третья — на болотах центральной части Франции. Только Булар знал, какую из трех выбрали в последний момент.
Все было продумано так, чтобы сделать побег невозможным.
Виктор Волк с удовольствием вдыхал горный воздух. Он любил мороз. Был ясный, солнечный день. Виктор почти не ощущал неудобства от своей вынужденной неподвижности.
Его руки были привязаны к чугунной болванке, а ноги — прикованы к полу клетки. Клетку с толстыми прутьями, в которой он сидел, поставили в один из вагонов с бронированными стенами, арендованных у Банка Франции. Такой вагон мог выдержать любую танковую или воздушную атаку.
Булар стоял на перроне вокзала Ла-Рошель. Его сопровождали верный Авиньон, два отделения внутренних войск и кузнец, которому предстояло снять с Виктора кандалы.
Вокзал был оцеплен военными.
Все шло по плану. Булар ждал, засунув руки в карманы пальто. На нем была новая шляпа от «Моссана».
Поезд должен был прибыть через несколько минут. Уже доложили, что его видели в районе Марана.
— Есть какие-нибудь новости о двух других? — озабоченно спросил Авиньон.
Булар кивнул в сторону начальника вокзала, предлагая переадресовать этот вопрос ему.
— Да, все нормально, — подтвердил тот. — Поезда должны прибыть на вокзалы одновременно. Для этой цели была рассчитана скорость каждого.
На лице Булара появилась довольная улыбка.
Он очень долго готовился к этому дню. Это был его долг перед Зефиро. Он обещал засадить Виктора Волка за решетку до конца его дней. Только так можно было отвести угрозу, нависшую над падре и его монахами.
Раздался свисток. Глаза Булара ярко заблестели.
— Идет! — воскликнул Авиньон.
Паровоз медленно подъехал к вокзалу. Пять вагонов остановились у почти безлюдного перрона. Их сразу же оцепили солдаты.
— Теперь за дело, — сказал Булар. — Четвертый вагон.