Вангол
Шрифт:
Так, ладно. Битца взяли в камере, им нужен архив. Где Битц его хранил? В лагере? Нет, там обыск проводил лично и ничего подобного не обнаружил. Значит, где-то в Городке. Где? Дома? Нет, вряд ли Битц такие документы будет хранить дома. Обыск там был. Значит, где-то ещё, но в Городке. Значит, Битц пока ещё там, и искать его нужно там. Он вернётся, чтобы забрать архив, если, конечно, не сделал этого уже.
Здание вздрогнуло, с потолка посыпалась штукатурка. Васильев закурил и встал, он подошёл к окну и отодвинул штору. Только сейчас он услышал рёв бомбардировщиков и грохот взрывов. По улице бежали люди, дым пожарищ и пыль, словно туман, стелились по улицам. Что он предпримет? Васильев взглянул на часы, у него ещё было десять минут.
Двое с половиной суток. Да за это время Битц многое мог успеть. Но… Есть одно но — война. Случилось то, чего не ожидал никто, ни
В школе «тревог» не играли. Размеренный и насыщенный занятиями распорядок дня непреклонно выполнялся, несмотря ни на что. Единственное, что изменилось, — появились сводки Информбюро. Вангол считался одним из самых подготовленных и перспективных курсантов, отличные оценки по всем видам подготовки и прекрасная физическая форма вызывали уважение, однако опытные инструктора знали, что это ещё не всё, чем должен обладать разведчик-диверсант. Смелость и выносливость, изобретательность и мужество, способность пожертвовать собой — эти качества можно было проверить только в боевых условиях. Проверку на профпригодность в этой школе проходили все.
Поздно ночью Вангола разбудил дежурный:
— Срочно к начшколы.
Через пять минут Вангол стоял перед столом начальника разведывательно-диверсионной школы. Он и ещё четверо курсантов.
— Ваша пятёрка направляется для выполнения особо важного боевого задания. Старший группы лейтенант Соловей. Через час самолёт в Москву, все инструкции получите там.
Через час группа грузилась в самолёт. Ровный гул моторов и слегка вибрирующий корпус, синие лампочки, освещавшие отсек, в котором на откидных сиденьях расположились разведчики. Так для них начиналась война. Каждый думал о своём, Вангол не хотел, но невольно ловил мысли, переполнявшие его товарищей. Удивительно, все волновались и переживали о том, что предстоит им совершить. Рейд по вражеским тылам, минирование объектов или захват языка, не подведут ли они товарищей, готовы ли они. Никто не думал об опасности или о возможной смерти. Только лейтенант, старший группы, не думал ни о чём и не волновался, он просто сразу удобно устроился в проходе на мешках и крепко уснул. Летели долго, с посадками и дозаправкой. Москва встретила их лёгким дождиком и безлюдным лётным полем, на которое выехала грузовая машина прямо к остановившемуся самолету. Оружие и вещмешки по распоряжению лейтенанта оставили в самолёте. После обеда в столовой лётного состава их отвезли в неприметный дом на краю леса, здесь их уже ждали.
— Ну, голуби сизокрылые, все ли здоровы? — приветливо спросил, поднявшись навстречу вошедшим и пожимая каждому руку, седой, среднего роста, плотного телосложения мужчина в военной форме без знаков различия.
— Все здоровы, группа готова к выполнению задания, — отдав честь, чётко доложил лейтенант.
— Хорошо, молодцы. Садитесь к столу. — Мужчина зажёг низко висевшую над столом лампу в фиолетовом абажуре. — Это карта Киевского особого военного округа, его западной части, вы должны её запомнить. Там сейчас идут ожесточённые бои с превосходящими силами противника. Наши части временно, повторяю, временно, вынуждены отступать. Прифронтовая местность и тыл нашего фронта буквально нашпигованы хорошо подготовленными диверсионными группами немцев, которые выводят из строя коммуникации связи, рвут железные дороги и мосты, наводят авиацию и дальнобойную артиллерию противника на цели. Кроме того, диверсионные группы буквально охотятся за комсоставом штабов и партийно-советскими работниками, сеют панику и дезинформацию среди населения. Зафиксированы случаи использования нашей формы и документов. При хорошем знании ими русского языка выявление и уничтожение таких групп становится непростым делом, требующим высокого профессионализма. Буду предельно откровенен, среди наших отступающих частей, особенно выходящих с боями из окружений, часть людей деморализована, бдительность утрачена, офицерский состав и особисты, как правило, выбиты, что и используют немцы, внедряя в их состав русскоязычных диверсантов и разведчиков. Ситуация предельно сложная, надеюсь на вас. — Он внимательно и как бы оценивающе посмотрел на сидевших за столом.
Товарищ командир, не подведём, ставьте задачу, — говорили в ответ глаза разведчиков.
— Хорошо, хорошо, уверен в вас. Работать будете в нашем прифронтовом тылу. Задача: выявление и уничтожение диверсионных групп противника. Связь со мной. Координация с местными органами НКВД, армейской и фронтовой разведкой — всё через меня, никаких прямых контактов. Вы — есть, и вас — нет ни для кого, кроме меня. Мой позывной «Зенит», ваш — «Ветер», связь каждые шесть часов, сверим часы, на моих без пяти три.
Остап прочно взял власть в своей группировке после нескольких удачных налётов. Тщательно им спланированные, они прошли как по маслу, твёрдая воля Остапа и безжалостность сделали его авторитет непререкаемым. Свидетелей он не оставлял, убивал лично, поэтому уголовка с ног сбилась, но не могла выйти на след дерзкой банды, средь бела дня опустошавшей сберкассы и магазины. Денег для своих Остап не жалел, водка и хорошая закусь на малине не переводились, всё это было только после, а перед очередным делом два-три дня сухой закон. Те, кто воспротивился Остапу, ушли в никуда. Приблизив к себе двоих преданных и проверенных на мокрых делах, Остап ушёл с ними на житьё отдельно, купив в пригороде небольшой, особняком стоявший дом. Пользовались только чёрным ходом, через заросший сад выходили по одному в проулок, где их забирал грузовик заготконторы, в которую Остап устроился через знакомую покойного Фоки. Начальник заготконторы, подворовывавший по мелочам, вскоре попал под влияние Остапа, и постепенно в заготконторе были трудоустроены водителями, заготовителями и приёмщиками многие из банды Остапа. Правда, начальник их никогда не видел, но его устраивало то, что и зарплату им платить не нужно было, а заготконтора стала план выполнять. В светлое время суток Остап, прилично одетый, заглядывал на часок в контору, а потом пропадал, разъезжая по магазинам и базарам. Ища и находя слабые места, разрабатывал планы налётов и ограблений. Воровской общак Москвы, куда Остап исправно платил, смотрящим которого уже несколько лет был известный вор в законе Козырь, стал заметно расти, так же заметно рос в воровских кругах и авторитет Остапа. Несколько встреч с Козырем, на которых Остап себя правильно вёл, не сделали их друзьями, но сблизили до той степени доверия, что Остапа пригласили на сходняк.
Они уже несколько часов сидели за столом. Заплаканные женщины и хмурые мужчины. Даже ребятишки Макушева тихо сидели на диване и не беспокоили взрослых. Совсем не так виделась Макушеву, да и всем, эта встреча Марии с матерью. Радость была омрачена страшным известием о войне. Всё изменилось, и теперь непонятно было, что делать и как поступить. Затянувшуюся тишину нарушил Пётр Петрович:
— Вот что, друзья. Дочь с детьми, позвольте мне так её теперь называть, остаётся у нас в Москве, ехать туда, где идут бои, просто немыслимо. А мужчины должны поступать так, как им подскажет чувство долга. Война, друзья мои, война, и, думаю, бодрые призывы, которые передаёт радио, мягко выражаясь, не отражают действительной обстановки.
Екатерина Михайловна благодарно посмотрела на мужа и ещё крепче обняла так нежданно свалившееся на неё счастье, свою дочь. Она действительно была счастлива, несмотря на то что началась война, а будущее пугающе неизвестно. Сейчас, в эти минуты она была счастлива.
— Действительно, до чего похожи! — воскликнул сидевший чуть в сторонке Волохов, видя два сияющих счастьем женских лица.
Все улыбнулись.
— Ну что ж, пока давайте будем пить чай.
Екатерина Михайловна и Мария подхватились и исчезли на кухне. Макушев из-за всей этой чехарды в Москве совсем забыл о поручении Битца навестить его жену. Теперь появилась возможность это сделать.
Плохо зная город, он решил дождаться со службы Владимира и вместе с ним выполнить просьбу своего начальника. Вечером они ушли.
— Это же мой район, я здесь всё знаю, — ответил Владимир, услышав адрес жены Битца.
Они шли переулками центра, пересекли старый Арбат и вскоре оказались у большого трёхэтажного дома. Поднявшись на второй этаж, они увидели опечатанную дверь. Макушев удивлённо посмотрел на приклеенную наискосок полоску бумаги с печатями. «Что бы это значило?» — читалось в его глазах.
— Сейчас выясним. — Владимир позвонил в соседнюю дверь. — Здесь приличные люди живут, я с ними сталкивался по работе.
Через какое-то время за дверью спросили:
— Кто там?
— Откройте, это Арефьев, из милиции. Помните, вашего сына избили, я разбирался.
Дверь сразу открылась, и они вошли. Высокий худощавый пожилой мужчина пригласил их в комнату:
— Проходите, пожалуйста, чем обязаны?
— Не волнуйтесь, зашёл попроведать, узнать, как ваши дела, как ваш сын? — сняв фуражку, спросил Владимир.