Ваниль и шоколад
Шрифт:
В тот день она оставила свой дом. Села на метро, вышла на площади Сан-Бабила, добралась пешком до улицы Багутта и вошла в дом своего любовника.
Он ее ждал.
– Сейчас или никогда, – сказала Ирена, повторяя его слова.
– А твой муж знает? – спросил он.
– Узнает, когда увидит, что я не вернулась домой. Если бы я ему прямо обо всем сказала, меня бы, наверное, здесь не было.
3
Работы на вилле в Чезенатико шли полным ходом. Вместе с водопроводчиками и электриками в доме работали каменщики: они вскрывали стены, чтобы заменить старые свинцовые трубы новыми пластиковыми, и вновь заделывали
Она все-таки решила своими силами привести в порядок бабушкин дом, прекрасно понимая, что у Ирены никогда руки до ремонта не дойдут. Сама же она была глубоко привязана к старому дому, хранившему столько дорогих сердцу воспоминаний. И наконец, практическая работа помогала ей преодолеть одиночество. Приятно было ездить в Чезену на поиски нужных обоев, плитки, оборудования для ванных комнат. Ей хотелось сохранить налет стиля «модерн», и она с радостным удивлением открыла для себя существование ремесленных мастерских, восстанавливающих эмаль на старинных чугунных ваннах и монументальных батареях парового отопления. В пригороде Форли она нашла фабрику по производству керамической плитки с рисунками в стиле belle epoque. [14] Пенелопе приятно было сознавать, что она вернет вилле первоначальный облик. Она по-прежнему ночевала в «Гранд-отеле», а днем бродила по пляжу, ездила в близлежащие города за покупками, наблюдала за ходом работ, обедала и ужинала вместе с профессором Бриганти. Еду им доставляли из ресторана «Пино». Профессор ел, как птичка, но твердо настоял, что будет оплачивать половину стоимости еды.
14
Буквально: «прекрасная эпоха» (фр.), декоративный стиль европейского искусства на рубеже XIX–XX столетий.
Обедали они в самой изысканной обстановке: в саду у Бриганти, за мраморным столиком в беседке, увитой дикими розами. Мелкие розочки цвета слоновой кости высыпали на ползучих стеблях целыми гроздьями и цвели с апреля по ноябрь. Не приходилось даже мыть посуду, потому что официант забирал тарелки с собой, когда приносил кофе.
Чаще всего эти трапезы проходили в дружеском молчании, но иногда между хозяином и его гостьей возникали откровенные разговоры.
– Сегодня моему младшему исполняется шесть лет, – после долгого молчания сказала Пенелопа. – А кажется, он родился только вчера. – Она вздохнула, в ее темных глазах блеснули слезы. – Утром я ему позвонила. Перед тем, как он отправился в детский сад.
Этот разговор оказался трудным. У нее сжалось сердце, когда сын холодно поздоровался с ней.
– Я тебе позвонила, чтобы узнать, как ты, и поздравить с днем рождения.
– Спасибо, – ответил Лука.
– Что ты делаешь? – спросила Пенелопа. Ей очень хотелось в эту минуту ощутить его рядом с собой, обнять, поцеловать, прижать к себе.
– Смотрю на облака, – был ответ.
– Какие у вас облака? Здесь, в Чезенатико, тепло и солнце светит, – сказала она, пытаясь понять, говорит ли Лука о реальных облаках или о своем настроении. – Я тебя очень люблю, – добавила Пенелопа.
В этот момент из глубины комнаты послышался голос Лючии:
– Кто звонит?
– Ты плохая, – торопливо сказал Лука и повесил трубку.
На мгновение Пенелопа решила, что малыш так
Продолжая сжимать в руке смолкнувшую трубку, Пенелопа отчаянно разрыдалась. Она не сомневалась: Лука не расскажет Лючии, что разговаривал с ней. Он был скрытным ребенком и давно уже научился не делиться ни с кем своими детскими тайнами.
В своем гостиничном номере Пенелопа взяла из бара-холодильника жестянку кока-колы. Она терпеть не могла кока-колу, но это был любимый напиток ее малыша. Открыв банку, она отпила большой глоток и прошептала: «С днем рождения тебя, мой маленький. Твоя плохая мама тебя поздравляет и очень-очень любит».
Профессор робко протянул руку и накрыл ладонью ее пальцы.
– Лука понял, что ты хотела ему сказать. Я уверен, что это пошло ему на пользу.
– Сеньор Бриганти, я росла у вас на глазах. Какой я была в детстве? – вдруг спросила старика Пенелопа.
– Такой же, как твои дети. Молчаливой, задумчивой, упрямой бунтаркой. Мне ты запомнилась такой. У тебя бывали проблески большого веселья. Я слышал, как ты распевала во все горло у себя в саду. И еще ты была очень любопытна. Но ты не производила впечатления счастливого ребенка. Как-то раз я подарил тебе блокнот, чтобы ты записывала свои мысли, помнишь, девочка моя?
– Представляете, я недавно его нашла. Он был спрятан в шкафу у бабушки вместе с другими трогательными вещами. Между прочим, там лежало и брачное свидетельство моей матери, – вполголоса проговорила Пенелопа.
Профессор молчал.
– Вы ведь помните мою мать еще маленькой. Какой она была? – продолжала Пенелопа, следуя за ходом своих мыслей.
– Ирена столкнулась с большой помехой в своем развитии. Кажется, в спорте это называется «гандикап». Напрасно люди считают, что красота всегда дает преимущество. Иногда она создает огромные трудности. В юности все восхищались твоей матерью, и в конце концов она поверила, что красота – ее главное достояние, козырная карта, на которую только и можно делать ставку. Не будь к ней чересчур сурова. И к себе тоже, – рассудительно заметил старый профессор.
– Я наделала множество глупостей и обвиняю в этом свою мать. Мои дети винят меня за то, что чувствуют себя несчастными, хотя и не говорят вслух. Эта история стара, как мир, – задумчиво проговорила Пенелопа. – А ведь моя нынешняя жизнь в точности такая же, какой она была в детстве: краткие проблески веселья и много печали. Наверное, всегда так будет. Моя мать в этом отношении счастливее меня.
– Как знать!
– Она сосредоточена на себе. Все остальное скатывается с нее как с гуся вода. Ее участие в жизни других сводится к сплетням, ей никто по-настоящему не дорог и не нужен, – Пенелопа говорила с убежденностью человека, выражающего давно обдуманное, даже выстраданное мнение.
– Может быть, это всего лишь способ самозащиты? И вообще, лишь ей одной известно, что она чувствует на самом деле.
– Однажды, еще в детстве, я застала ее в слезах. Она сказала, что плачет из-за меня, потому что я ее не люблю. Я тогда повела себя, как упрямая и злая дура. А на самом деле я ее обожала, я восхищалась ею. Она всегда была для меня недостижимым образцом. У нее никогда даже домработницы не было! Она все делала сама, но с таким видом, будто она знатная дама, понятия не имеющая о презренных мелочах повседневного быта. Я так и не смогла стать такой, как она. Я ворчливая, раздражительная неудачница, вечно попадающая впросак. Вылитый портрет бабушки Диомиры.