Ванька 11
Шрифт:
— Что это было? — уже в режиме нормального восприятия действительности услышал я.
— Угадай с трёх раз…
Не очень правильно Николаю Гурьяновичу я ответил, в голове моей не всё ещё на свои места улеглось.
— Да, ладно… Она это?
— Она…
— Буза?
— Буза.
— Ты, Нинель, больше у меня не отговоришься. Будем в нашей армии обучение бузе вводить. — сдвинул брови Сормах.
Опять он с этим… Нашел время и место.
Вышедшие в коридор петроградцы на меня с уважением посмотрели. Правда, слова не
Винтовки и подсумки островитян тут же новых хозяев нашли, хоть у каждого из нас и так за плечами порядочная ноша имелась.
Да пусть у того, кто трофейное оружие на войне бросил, руки и ноги отсохнут. Патроны, они тоже никогда лишними не будут. Их только мало и очень мало бывает.
— Один вперёд, один — сзади прикрывает, — определим место каждому Сормах. — Вошли сюда хорошо, теперь так же выйти надо.
Прирезанных нами по дороге сюда островитян пока никто не хватился. Иначе бы во дворце все уже на ушах стояли. Ну, мы их тоже просто так в коридоре марать кровью паркет не оставили — заволокли покойничков в ближайшие пустые комнаты.
Лестницу вниз мы миновали без приключений, дверь из дворца в Люксембургский сад тоже прикрыли в полной тишине и покое. Теперь — по аллеям проскользнуть, через решетку перелезть и мы почти программу-максимум выполним. Сами живы и документы вынесли. Честь нам и хвала, ордена на грудь.
Так, а это что?
У самой ограды Люксембургского сада свежие могилки в ряд тянулись. Я подошел к крайней, наклонился, что написано на кресте прочитал.
Наши! Танкисты.
По счёту — все экипажы тут.
Позаботились о них островитяне.
Этим деянием они у меня несколько очков заработали. Хоть и враги, а наших похоронили…
Глава 36
Глава 36 Клин клином вышибают
Дальше…
Дальше — ничего героического и выдающегося.
Островитян в Париже всё прибывало, становилось больше и больше. Верные сведения передали коминтерновцы, много их через пролив во Францию переправилось.
Пару раз нам удалось партии наших пленных у британцев отбить, но в результате этого отряд наш не усилился, а даже наоборот. Вон сколько времени прошло, а полноценно воевать попавшие под удар неведомого оружия не могли.
Смогут ли в будущем? Кто знает…
Руки-ноги у солдат не отвалились, но они ими еле шевелили, уставали очень быстро, соображали плохо. Вялость, сонливость, подавленное настроение, замкнутость, молчаливость, апатичность — вот что я у спасенных из плена как врач наблюдал. Мог такой солдат идти, а потом лечь и лежать. Тормоши его, не тормоши — толку никакого. Лежит как колода и всё.
Я и Сормах тоже до конца в себя не пришли, а это — несмотря на то, что ежедневно терапию от зверьков получали.
— Были на фронте у нас такие… — как-то вечером ударился в воспоминания Сормах. — Но, они газами были травленные. Ни капли
Я только на его рассказ головой качал — неизвестно, ещё какими отдаленные последствия будут. Походе, это оружие островитян по психике здорово ударило. Я сам за собой замечал, что я какой-то нервный стал, сосредоточится на чем-то не могу, голова у меня побаливает.
Мы этих наших вызволенных полуинвалидов в сопровождении солдат-петроградцев из Парижа отправляли в сторону городков, где российские части были размещены. Пусть там такие же воины, ничуть не лучше освобожденных из плена, но не на парижских улицах же их оставлять. Тут же их обратно загребут.
— Нинель, что, дальше-то, будет?
Николаю Гурьяновичу сильнее меня досталось, по его мозгам без защиты зверьков здорово шибануло.
— Не то, что-то со мной, Нинель, не то. Голову как капустной сечкой искрошили. Полечил бы ты меня чем. Страхи какие-то на меня накатывают. Первые дни лучше было, а сейчас всё хуже и хуже.
Господи, воля твоя…
Был знатный большевик Сормах для всех как каменная стена, а тут рассыпаться не кусочки начал…
Что, делать-то?
Надоумил бы кто!
На путь истинный поставил…
Тут от безысходности и отчаяния мне в голову дикая мысль пришла.
В бумагах, что мы нашли на башне инженера Эйфеля, была схема какой-то электрической машины. Я в физике не силен, но так мне показалось. Конечно, не все листочки целые были, от каких-то одни клочки и огарочки остались, но было на них изображено что-то электрическое.
Таким образом, имелась некоторая вероятность, что островитяне вывели нас из строя каким-то электричеством. Каким? Леший его знает. Я со школы только про постоянный и переменный ток помнил, но чем первый от второго отличается — убей, не скажу.
Может… клин клином?
Когда я в психиатрическом отделении Вятской губернской земской больницы ещё до войны с японцами смотрителем на хлебушек себе зарабатывал, была там электрическая машина. Пациентов током и лечили. Я даже как-то помогал. Выдали мне резиновые толстенные рукавицы и я ноги пользуемого держал. Колотило его во время лечения, временами дугой выгибало. Что удивительно, некоторым такое изуверство и помогало.
Может, и сейчас поможет?
Где тут такая машина может быть? В больничном центре Святой Анны. Там ещё с семнадцатого века душевнобольным помогают.
Попробовать Сормаха током полечить? Нет? А, ещё у меня какие-то варианты имеются?
— Полечить, говоришь, Николай, тебя?
— Да, что угодно делай. Хоть голову отрежь и обратно пришей! — на Сормаха смотреть было больно, а другим каково? Николая Гурьяновича-то я каждый день своими зверьками хоть как-то пытаюсь на ноги поставить.