Ванька 13
Шрифт:
Внук любил пользовать пупса внутривенным капельным введением растворов. Для этого имелся штатив с соответствующей системой.
— Как пациент? — в гостиную заглянула бабушка трёхлетнего малыша.
— Идет на поправку, — отрапортовал доктор в возрасте. Молодой врач только кивнул — некогда ему на посторонних отвлекаться, всё его внимание было направлено на тяжело раненного.
— Помощь не требуется? — поинтересовалась
В ответ на эти слова она заработала благодарный взгляд младшего врача. Бабушка — бывшая операционная медсестра, не одну войну прошла, много что знает и умеет.
Долго игра не продлилась. Трёхлетки не могут чем-то одним длительное время заниматься.
— Дедушка, расскажи сказку. Длинную-длинную и страшную-страшную…
— Так, только без кровищи, кишок и африканской экзотики… — в дверном проеме позевывая стояла дочь старшего доктора — мама мальчика.
Говорила она это строго, но сама еле смех сдерживала. Вспомнила, как в детском саду её сынуля выдал в собственном переложении одну из сказок деда.
— Прием горячительных напитков Колобком тоже не приветствуется. Ну, и его подвиги в личине бузника.
Это уже добавил папа мальчика. Глаза у него были веселые-веселые. Он сам от сказок тестя был в полном восторге, но при супруге же это не скажешь. Стоя за её спиной он только весело подмигнул старшему из докторов раненого бойца Пупенца.
Ну, что с подполковника ВДВ взять? Сами всё прекрасно понимаете.
Про то, позавтракал ли её ребенок или нет, мама мальчика даже и не спрашивала. С дедушкой не забалуешь, это тебе даже не хмурая воспитательница из детского сада. Это — дедушка. У него за столом каша мальчика и прочее из тарелочки как сами чудесным образом исчезают. Причем, до последней молекулы.
Мальчик крепко знает, что если не будешь бабушкину кашу, борщ или котлеты есть — как папа не вырастешь.
Бабушка лучше, чем в «Праге» готовит, что на соседней улице. Супруг её после банкетов в ресторанах плюется и риторический вопрос каждый раз задает про поваров. Ну, куда нормальные-то делись? В космос улетели?
Пупинец и весь медицинский инструментарий с дивана во мгновение ока были возвращены в чемоданчик, а скорее даже — чемодан, куда зарубежный производитель упаковал данный набор игрушек. Стоил он тех денежек, что были за него в загранкомандировке потрачены, ох стоил. Впрочем, дедушке мальчика издатели
— В черном-черном городе… — начал уже не старший доктор, а квалифицированный сказочник.
— Стоп, стоп, стоп! — прекратила безобразие его супруга. — Давай лучше про Кибальчиша!
— Может ещё и песню про Щорса исполнить?
— Спой. Внук во втором куплете путается, — не возражала супруга сказителя и великого акына всех времен и народов. — Да, князь звонил. Тебя и всех нас с праздником поздравляет.
— Что к телефону меня не позвали? — нахмурился дед своего внука.
— Просил тебя не беспокоить. Болеет опять он…
Да, лагеря Александру Владимировичу здоровья много высосали. Пока реабилитировали — десяточку успел он отмахтулить…
— Мама! Папа! Пора уже! Время! Цигель, цигель!
В капитанах дочка ходит, а генералом командует! Впрочем, правда — пора.
Шитый золотом китель ещё с вечера приготовлен. Всё на нем сейчас — полный иконостас, начиная с времен Николая Александровича, наше и не наше, и совсем басурманское. Эх, с планочками бы сходить, а не эту тяжесть на плечах тащить… Но, сегодня — день особенный.
— Пуговицу опять не потеряй, — напомнила супруга Нинелю Ивановичу о прошлогоднем событии.
Потерять позолоченную генеральскую пуговицу — горе. Их по счёту выдают когда приходит срок в спецателье новый мундир строить. Старые сдавать положено, опять же по счету. Легче какой-то орден посеять, их у генерала Красного много — один-два исчезнут с мундира — этого никто и не заметит, а вот отсутствие пуговицы сразу в глаза бросается.
— Папа! Машина уже давно внизу ждет! — напомнила дочь.
— Сейчас. — отмахнулся Нинель Иванович.
Налил рюмку водки. Полную, по самый краешек.
— Тебе не предлагаю, не в тех чинах ещё.
Сказанное относилось к зятю-подполковнику.
— В отставку выйдешь, тогда и такое сможешь себе позволять.
Нинель Иванович обвел взглядом всех родных и близких, что стояли сейчас в комнате с ним рядом.
— Ну, за тридцатилетие победы! Нашей победы…
Конец