Ванька Каин
Шрифт:
24–го колодник Осип Соколов показал, что к Каину приходила жена его Арина Иванова и ночевала с ним две ночи, что сержант Подымов выпускает Каина в другую палату, где сидят его товарищи, и каждый день сержант с Каином, Антоном Ковровым, Шинкаркой, с Петром Волком и другими едят, пьют и играют в кости и в карты на деньги, что для этой игры жена Каина приносила деньги, а что прежде он проиграл шубу.
«Колодники действительно не скучали, — говорит г. Есипов, — и этим они обязаны были сержанту Подымову, который со своими дежурными солдатами проводил день и ночь в палатах, где сидели колодники. Да и где же ему было проводить время? При доме, где помещались колодники и комиссия, особой караульной не было устроено. Сержант и солдаты должны были стоять под открытым небом. Что же удивительного, что Подымов проводил время в колодничей и притом очень приятно. День и ночь он пировал с арестантами — пили, пели, играли в карты или в зернь. Но все дело испортили женщины, которые носили мужьям деньги; а отсюда — азартные игры и доносы со стороны обыгранных. Виновных секут плетьми и — следствие идет своим порядком. Допросы продолжаются каждый
«Читая журналы и протоколы следственной комиссии, — продолжает г. Есипов, — невольно удивляешься нравственному складу людей того времени. Члены комиссии, как записано в протоколах, нередко начинали пытку с 10–го часа пополуночи и оканчивали ее только в половине 3–го пополудни. Какие нужны нервы, чтобы 5 1/2 часов сряду смотреть на страдания пытаемых, слушать их вопли, — и это повторялось на другой день как дело вполне законное, необходимое и справедливое!»
Более шести лет сидел Каин в «темной темнице». В прежней палате, где он содержался, «стены расселись», и его перевели в «нижнюю палату» без окон. В железной двери для свету прорубили окошко.
К этому грустному для Каина периоду жизни относят песню, помещенную в первом издании «Каиновых песен», а потом перепечатанную у Новикова и др. под названием «Последняя песня Ивана Осиповича, по прозванью Ваньки Каина». Вот эта прекрасная, всем известная песня, доселе любимая народом:
Не шуми, мати, зеленая дубравушка, Не мешай мне, добру молодцу, думу думати! Что заутра мне, доброму молодцу, в допрос идти, Перед грозного судью — самого царя. Еще станет государь — царь меня спрашивать: — Ты скажи, скажи, детинушка, крестьянский сын, Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал, Еще много ли с тобой было товарищей? — Я скажу тебе, надежа, православный царь, Всю правду скажу тебе, всю истину, Что товарищей со мной было четверо: Еще первый мой товарищ — то темная ночь, А другой-то мой товарищ — был булатный нож, А как третие — т товарищ — то мой тугий лук А четвертый мой товарищ — то мой добрый конь, Что рассыльщики мои-то калены стрелы. Что возговорит надежа, православный царь: — Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын! Что умел ты воровать, умел ответ держать, Я за то тебя, детинушка, пожалую — Середи поля хоромами высокими, Что двумя ли столбами с перекладиною.Для того, чтобы нас не обвиняли в идеализации такой личности, как Каин, и в возведении простого вора в тип народного героя, мы позволяем себе привести слова г. Безсонова в доказательство того, что эту песню действительно мог петь Каин в темнице и что песню эту народ приписывал действительно Каину. Каин, документально известно, в заключении своем пел (по документам г. Есипова): пел с товарищами, пел, конечно, и один. Всю жизнь любя песни и играя в них роль, он не мог не петь: должен был петь теперь, когда дела сводились к развязке, и серьезной. Не дрогнуть, не задуматься, не погоревать нельзя было; для этого не нужно было присесть и сочинить, были песни готовые, принесенные издали, слышанные вокруг. Момент, может статься, лучший в жизни Каина, перед смертью вызвал в памяти и душе его лучший образец творчества, лучшую и старшую песню. Весь вопрос идет к тому, точно «применил» ли к себе песню Каин, или «специализировал» ее, чтобы общее достояние народа сделалось его собственным и после опять возвратилось в народ с его личным образом или именем? С этой стороны всего важнее начало: «Не шуми, мати, зеленая дубравушка, не мешай мне, доброму молодцу, думу думати». Положительно утверждаем, что в истории нашего народного творчества, ни прежде Каина не встречается песня с этим началом, ни после не попадается другой с тем же началом, ни сама она, приписанная Каину, никогда не имеет начала другого… Весь народ наш целиком, где ни поет и где мы его ни слышим, единственно эту песню называет всегда Каиновою и постоянно ему приписывает: его песня и об нем; о Каине поет только с этим началом, не знает начала другого и с тем же началом не поет ни о ком другом. И напев везде в народе одинаков… Нужды нет, что по основе песня эта старше, что образы и выражения ее не применяются прямо ко внешней действительности Каина; нужды нет, что песня выше, лучше, подлиннее, народнее всего Каинова прошлого: народ входит в его положение перед казнью, народ признает, что в этом настроении Каин был народнее, подлиннее, лучше, выше, даже старше самого Каина, ближе к древнему и высшему, творческому типу народному. В эту минуту преступник для нашего народа становится только «несчастным». А кто знает? Может статься, на эту страшную и высокую минуту, и хоть только на минуту, народу вспоминались из прошлого Каина те труды, которые в ряду преступлений отдавал он защите крестьян, крепостных и рекрутов! А эти труды бывали. Как бы ни было относительно песни, общее предание гласит то же: отступя от слоев «простонародных», слои общественные всегда были и остаются того же убеждения. Не можем забыть впечатлений нашей ранней молодости, как старик Д. Н. С — в, человек в высокой степени почтенный, лучших сфер нашего общества, семейный, литературный, богатый, певал нам эту «Каинову»
Только в июне 1755 г. кончилось сложное дело Каина. Ему было в это время 37 лет: лучшие годы, годы полного развития съедены тюрьмою; годы самой ранней молодости, до 20–23 лет, отданы «Волге — матушке, широкому раздолью». Последние годы жизни съела каторжная работа.
Суд приговорил Каина к смертной казни: колесовав, отрубить голову.
Но сенат по представлению юстиц-коллегии смягчил постановление суда. Вор Каин и товарищ его Алексей Шинкарка наказаны кнутом, вырезаны им ноздри и со знаками на лбу и на щеках В. О. Р. сосланы они на «тяжкую работу». В этой-то «тяжкой работе», конечно, в минуты роздыха, рассказана им и записана досужими слушателями повесть о богатой событиями жизни этого странного человека. Напечатана эта повесть в первый раз в 1775 г.; но лучшим ее изданием считается то, которое вышло под заглавием «Жизнь и похождения российского Картуша» и т. д.
Все изложенное нами выше едва ли допускает сомнение в том, может ли быть имя Каина внесено в список имен исторических. Оно самим народом внесено в этот список, и если народный голос имеет какой-либо вес в русской истории, то голос этот присуждает Каину историческое бессмертие. Помимо этого личность Каина сама собою является личностью крупною, историческою; не дело истории выбрасывать эту личность из летописи русской земли, какова бы ни была деятельность этой личности, как история не выбросила из мировой летописи ни Герострата, ни Нерона за то, что они были поджигатели. А Каина нельзя выбросить из истории, потому что бессмертие дано ему народом и — по праву. Мы совершенно согласны с неизвестным автором заметки, помещенной в 1859 г. в «Русском Слове», по поводу издания г-м Геннади (Григорием Книжником) жизнеописания Ваньки Каина. Автор заметки называет Каина «своеобразным героем», как С. М. Соловьев, упоминая о нем в XXII томе «Истории России», смотрит на Каина как на историческую личность, «типическую в своем роде». Автор заметки «Русского Слова» справедливо говорит, что к личности Каина лежали симпатии современников, а его автобиография обличает в нем далеко не дюжинную натуру. Он говорит, что в автобиографии Каина «рассказ веден с удивительною простотою и спокойствием: человек ведь не аффектируется здесь нисколько, не становится на ходули и не самоуничижается, что сделала бы всякая мелкая натуришка — нет, он проходит мимо всего этого с каким-то пренебрежением, все это ниже его, все это мелко; для него подлость, зло, обман, благородство, добро — вещи несуществующие, так что об них и думать не стоит… А ведь в самом деле, как вглядеться глубже в эту личность, так невольно как-то представляется еще один, совершенно оригинальный экземпляр из разряда широких натур, которыми так обильна наша русская земля… Мы скажем даже больше: без Каина для нас не вполне понятна была бы внутренняя жизнь и история русского народа первого полустолетия XVIII века, когда Россию насильно повернули лицом к Западу так круто, что едва не сломили у ней позвоночный столб, забывая, что ноги ее, и туловище, и сердце, и самый череп вросли в неблагоприятную историческую почву так глубоко, как мощи Иоанна Многострадального. Каин — это громадный рефрактор, в котором отразилась вся подпочвенная историческая Русь, доселе не выбравшаяся еще вполне на Божий свет».
Краткий словарь забытых слов
берлин — старинная карета, рыдван, колымага.
голдареи — от слова голд, что значит крикун, нахал.
городки — в вышивке зубец, фестон.
гостиная сотня — встарь жители города делились на сотни в соответствии с промыслом, сословием, званием и т. д.; в данном случае имеются в виду иногородние купцы.
допряма — поистине, точно, наверняка.
изражение — то же, что выражение.
косная лодка — легкая лодка для переездов, не для промыслов.
красо(у)ля — красавица.
лещадь — плиты для выстилки полов.
милиция — здесь: временное или земское войско.
мошенка — уменьшительное от мошна, т. е. мешочек, кошелек, сумочка.
немшоный — срубленный без моха, не проложенный, не пробитый мохом.
объяр — муаровая шелковая ткань.
отъемный — здесь: отчаянный, отбойный, т. е. отбившийся от рук.
парабола — здесь: иносказание, притча, метафора.
повой — от повивать, т. е. принимать младенца.
поддор — от поддирать, т. е. разодрать, выдрать.
подонки — здесь: осадок, гуща.
ренское — рейнвейн, вино с Рейна, виноградное вино вообще.
сутуга — проволока.
трип — шерстяной бархат.
убрус — здесь: шитый оклад.
указ с прочетом — род открытого листа на особые права и преимущества.
фиск — казна государственная, здесь: общая.