Ванька-ротный
Шрифт:
– Да так, ничего! Обычное дело!
Под "обычным" делом нужно понимать, – Немцы постреливают, бросают мины, бьют из артиллерии и снова пускают трассирующие из пулеметов по нашим позициям.
А наши, как правило, на немецкую стрельбу не отвечают. Окопник солдат из винтовки по пушкам не будет стрелять. Он ждет, когда наши из артиллерии или из пулеметов ответят. А пулеметчики считают, что нужно землю снарядами ковырять. Нечего зря жечь стволы. У ручных пулеметов прицельный по точности ресурс короткий. Вот и не отвечают наши стрелки. А вообще-то правильно делают.
Уходили мы из окопов второй роты,
Я сказал ротному, – передай своему комбату, что разведчики начали работу и не велели стрелять.
Вооружение стрелковой роты небольшое. Ротный миномет и два ручных пулемета системы Дегтярева на пол сотню солдат. А это считай километра полтора обороны по фронту.
Я тоже иногда думаю. Зачем солдату винтовка? Возьми сейчас ее у любого, открой затвор и посмотри на ствол. Там не только три канавки слева, вверх, направо не увидишь, там просвета вовсе нет. Я не видел ни разу в течение нескольких лет, чтобы сидя в окопах солдат из своей винтовки когда ни будь стрелял или целился.
И я все время шляюсь по передку. Частенько приходится выходить с ребятами в нейтральную полосу и под немецкую проволоку. И из своего пистолета я никогда не стрелял. Из Парабеллума и Вальтера я стрелял и то для пробы. Парабеллум – это вещь! Вот зараза, бьет хорошо!
Через пару дней с приближением сумерек, мы зашли в окопы к стрелкам первой роты. Понаблюдали за немцами перед выходом. Посидели, покурили, откашлялись. Мы пришли сюда с небольшой группой ребят, чтобы пойти в овражек к немцам. Ребята там уже раз побывали и доложили, что место там подходящее.
Здесь в окопах нас разыскал старшина. Он принес мешок с продуктами, а Валеев, как всегда, держал за спиной термос с горячей едой. Мы вышли в окопы раньше, чем у старшины похлебка была готова. Нам нужно было засветло понаблюдать немецкий передний край. И вот теперь пока хлебали, ели и снова курили, прошло не меньше чем два часа.
Кругом потемнело, и видимость пропала. Посмотреть вперед – впереди все серо и какой-то мутью размыто. Видно только пули искрятся и горят на подлете.
Старшина собрал свои вещички в мешок, Валеев хлопнул крышкой термоса и надел лямки за спину. И они подались назад.
– Ну что Федя? Наверно и нам пора идти? Я кивнул головой в сторону немцев и ребята нехотя поднялись. Мы вылезли из окопов и лениво, во весь рост, тронулись в перед. У них задание подобраться к краю обрыва и пролежать там до утра. С рассветом они должны вернуться назад. Нужно посмотреть и послушать, что делается ночью в немецкой траншее. По самому ли краю обрыва проходит она?
К утру, разведчики возвращаются и докладывают: – В одном месте на дне оврага стоит небольшая группа деревьев. Белые заснеженные стволы и покрытые белым инеем ветви сливаются с окружающей овражной местностью. На той стороне по самой кромке оврага проходит немецкая траншея в полный профиль.
Вот собственно всё, что мы на сегодняшний день знаем о немецкой обороне и их переднем крае. Мы покидаем стрелковые ячейки и возвращаемся к себе в овраг.
У нас с Рязанцевым небольшой отдельный блиндаж с деревянными нарами, примятой соломой и немецкими вшами. В углу небольшой столик стоит и вдоль стены широкая струганная лавка. Я кладу карту на стол, сажусь на лавку и рассматриваю участок обороны немцев перед фронтом нашего полка.
Рязанцев лежит на нарах и пускает дым в потолок. Он не любитель разглядывать карту. Разные завитушки и пересекающиеся линии действуют на нервы ему. Карта, это, мол, дело твоё, капитан!
Я не настаиваю. Я знаю его склад души, характер и привычки. Сигарета погасла и он лежит, подложив руки под голову. Это мы с ним обсуждаем задачу и обобщаем данные о немецкой обороне. Он молчит. А мы вроде как бы мысленно обсуждаем план поиска на завтра.
– Говоришь, траншея по самому краю оврага идет?
– Идет!
– Немцы ночью ходят по траншее?
– Движения ночью нет!
– Ты хочешь сказать, что немцев в траншее не видно? Может, вообще их там нет?
– Есть! Вроде стреляют!
– Стрелять могут и из глубины обороны! И не везде, не по всей траншее сидят? У них солдат не хватает. Как ты думаешь?
– Тоже, так думаю!
– Траншею им рыли заранее саперные части. Рубеж заняли, а солдат на всю траншею могло и не хватить. У тебя возражения есть?
– Нету!
– Ты спишь, что ль? Или не желаешь говорить?
– Нет, я так!
– Ты будешь молчать! А я буду язык трепать?
– Я думаю капитан! А ты давай говори!
– Я тоже думаю, и хотел бы твое мнение знать. А то, что я не скажу? ты в ответ
– Ну! Да! Конечно! И вроде так!
– Если у немцев солдат не хватает, они могут заминировать часть траншеи. Ты с ребятами сунешься туда и попадешь на мины.
– Это так! – позевывая, отвечает Рязанцев.
Я встаю из-за стола. Моему терпению больше нет пределу. Я выхожу в проход блиндажа и велю часовому позвать мне старшину Тимофеича.
– Скажи ему, что по срочному делу!
Федя по-прежнему лежит на нарах и смотрит в потолок. Я понимаю, у него сейчас на душе тревога и сомнения. Он знает, что ему завтра предстоит идти в немецкую траншею. А это дело не простое! Я знаю по себе. Иногда нападает такая тоска, что от нее некуда деться и не хочется разговаривать.
По его ответам я чувствую, что у него именно такая пора.
В блиндаже появляется старшина.
– У тебя новые маскхалаты в запасе есть? – спрашиваю я.
– Есть! Товарищ гвардии капитан! С десяток абсолютно новых наберется.
– Ты вот что Тимофеич! Нужно в сан роте достать штук шесть солдатских одеял. Обшить их с двух сторон чистыми простынями. Лестницу нужно заранее подготовить. Сделаешь из жердей и кругом обмотаешь бинтами. Лестница должна быть легкой и прочной. Высота – метров пять, дня через два она должна быть готова. Изготовишь ее, под навесом у себя, ее держи. Как только нужна будет, от меня получишь команду. Одеяла завтра к вечеру доставишь сюда. Мобилизуй на эту работу новеньких. А сержанта Павлова и его напарника не трогай, они завтра вместе с нами пойдут. Все ясно?